Алхимия жаб

Пламя октаэдров маленьких жаб,
кропящих асфальт, так что страшно идти,
было алмазно. Какой-то араб
говорил: наступивший — утратит Пути.

Словом, не было ходу. Шатались зарницы
в пеплистых высях, и мерзло в висках.
С бирюзового пруда тянуло корицей.
Буддами жабы стояли в носках.

Преклонясь бородами — над ними корпели,
трогали прутиком с разных боков.
До озноба, до сложных в зрачках акварелей
взгляд уходил в земноводных богов.

Редкие прыгали — так, для блезиру,
в кожах играла звезда со звездой.
В очерке спин обнаружили лиру,
а опрокинув — живот золотой.

Вечность твердела, и вот, смущены,
разгадать не посмевши волшебных зверей,
чарами их будто спущены в сны,
в барельефные сны вавилонских царей.

Проглотили по камню, и трудно дыша,
кто-то из нас, уплощаясь, сказал:
«Почивает далече царевна-душа.
Это химеры», — и долго моргал.

«Мы ворвались в ловушку, продолжим движенье».
Но рассвет просушил астрой тьму, как опрелость.
Нас араб обманул. Жаб остыли каменья.
Мы — пришли, и уже никуда не хотелось.

«рояль летал…»

Рояль летал откинув крышку.
Деревья руки вверх задрали,
слепыми пальцами искали
его разбитую лодыжку.

Виски дырявые игральщик
ничем не мог заткнуть от ветра.
Вертелась лысина в берете.
Очки играли в черный ящик.

Земля подставила ведерки.
Травинки вывихнули шеи.
Белья разбитые качели
сажали кляксы на закорки.

Неслась береза за косынкой.
Топтался хмуро тополь в митре.
В падучей ноты на пюпитре
ключи ломали на пружинки.

И дул на пену в водостоке,
держа его за рукоятку,
упавший сдуру на лопатки
веселый пьяница с Востока.

Он языка еще не портил
об то, что здесь дождем зовется, —
поэтому дождется солнца,
затем и скажет что почем.