Myriam Anissimov: «Romain Gary l’enchanteur» — «Волшебник Ромен Гари»
Биография писателя, представленная Anissimov, начинается с самого его рождения, с метрики, полученной ею из Вильнюса, и включает в себя воспоминания Anissimov о Гари, редкие и неопубликованные ранее фотографии и документы из ее личного архива.
По словам автора, отношения Гари с матерью, в мечтах видевшей своего сына великим писателем, летчиком, дипломатом, всю жизнь заставляли его бороться за осуществление ее фантазий. И он этого добился! — так велика была ее вера в то, что маленький эмигрант станет великим человеком, так сильно было ее убеждение, которое она внушила ему с детства.
Сам Гари прекрасно описал эту часть своей жизни в романе «Обещание на рассвете»: «Затем последовала мучительная сцена, которую я запомнил на всю жизнь. Звоня и стуча в каждую дверь, она просила соседей выйти на лестничную площадку. Обменявшись с ними взаимными оскорблениями — здесь мать всегда одерживала верх, — она прижала меня к себе и, обращаясь к собравшимся, заявила гордо и во всеуслышание — ее голос все еще звучит у меня в ушах:
— Грязные буржуазные твари! Вы не знаете, с кем имеете честь! Мой сын станет французским посланником, кавалером ордена Почетного легиона, великим актером драмы, Ибсеном, Габриеле д’Аннунцио! Он…
Она запнулась, подыскивая самую верную характеристику наивысшей удачи в жизни, надеясь сразить их наповал:
— Он будет одеваться по-лондонски!
Громкий смех «буржуазных тварей» до сих пор стоит у меня в ушах. Я краснею даже сейчас, вспоминая его, вижу насмешливые, злобные и презрительные лица — они не вызывают у меня отвращения: это обычные лица людей. Может быть, для ясности стоит заметить, что сегодня я Генеральный консул Франции, участник движения Сопротивления, кавалер ордена Почетного легиона, и если я и не стал ни Ибсеном, ни д’Аннунцио, то все же не грех было попробовать.
И поверьте, одеваюсь по-лондонски. Я ненавижу английский крой, но у меня нет выбора.
Думаю, никакое событие не сыграло такой решающей роли в моей жизни, как этот раскат смеха на лестнице старого виленского дома номер 16 по улице Большая Погулянка. Всем, чего я достиг, я обязан ему как в хорошем, так и в плохом; этот смех стал частицей меня самого.
Прижав меня к себе, мать стояла посреди этого гвалта с высоко поднятой головой, не испытывая ни неловкости, ни унижения. Она знала».
Гари пронес это воспоминание и ощущение через всю жизнь и действительно стал и летчиком, и дипломатом, и писателем. Причем, благодаря матери, даже на войне он был всегда абсолютно убежден: «Со мной ничего не могло случиться, потому что я был ее happy end. В той системе мер и весов, которую человек тщетно пытается навязать миру, я рассматривал себя как ее победу».
Одного она не могла предвидеть — самоубийства. Но, в любом случае, он «отработал свой рахат-лукум».