Ноябрь вместе с тоской по чему-то возможно грустному приносит и ностальгию по чему-то невозможно волнующему. После первых холодов и мокрого снега школьница-я часто болела, а какое-нибудь острое респираторное означало сидение дома, с ногами на диване и чтение. А еще возможность смотреть телевизор днем, когда повторяли вечерние фильмы, после утреннего выпуска «Времени». Телевизора вечером, после девяти, мне почти не доставалось, то занятия, то родительская цензура, и оставались простудные просмотры. Вот на таком-то сеансе я и увидела «Крах инженера Гарина», фильм 1973-его года. А было это году в 85-ом, бурно-романтическом для моей внутренней жизни. Найти источник для утоления мелодраматической жажды где-то рядом было совершенно нереально: из мужчин-учителей только маленький лысый физрук, сверстники отвратительно глупы и некрасивы, а старшие еще не воспринимают всерьез. Оставались кинокумиры. Кому комиссар Каттани, кому Максим Максимыч Штирлиц, а кому – инженер Петр Петрович Гарин в воплощении Олега Борисова. Помню, как отстаивала свой выбор перед одноклассницей, убеждая ее, что не только цинично-демоническая внешность является причиной моей привязанности, но и несомненный ум персонажа, он же изобрел ГИПЕРБОЛОИД!
Чтобы не расставаться с любимым героем я взялась читать красно-революционную фантастику Алексея Толстого. Роман несколько разочаровал, там Гарин представал низким, подличающим трусом и охотником за деньгами, и чертежи прибора он украл и с соратниками расправился, и за границу бежал за презренным металлом, а не за мировым господством. Однако книга принесла не только разочарования. За всей заказушностью сюжета красный граф не смог скрыть красоты своего стиля и умения создавать атмосферу, а заодно знание заграничной жизни и даже тоску по парижской богеме. И если Гарин как-то полинял в литературном исполнении, то образ его подруги – русской эмигрантки Зои Монроз стал просто ослепительным, наложившись на экранное воплощение в виде холодной красавицы Нонны Терентьевой. Я почти наизусть знала несколько страниц биографии героини, где описывалось как она, ученица балетной школы в дореволюционном Петербурге, потом бежала от смуты в Париж через Стамбул, там бедствовала, перебиваясь танцевальными ангажементами в мелких кабаре, штопала чулки, не гнушалась приглашениями «молодчиков с волосатыми пальцами», потом выиграла крупную сумму в казино и часть ее разумно вложила в прессу, создав себе новую биографию. Теперь любовники были состоятельными, а Зоя стала «дорогой» женщиной, остановившись, наконец, на финансовом магнате Роллинге. Кстати, он в фильме тоже весьма фактурен, а в книге – типичный буржуин. И вот в этот момент приходит бурная страсть к беглому соотечественнику с безумными планами и пушкой колоссальной разрушительной силы (привет дедушке Фрейду). Любовные сцены между Зоей и Гариным были для меня эротическим откровением, я читала их, бурно дыша с колотящимся сердцем. Ну, представьте себе жаркие поцелуи на лестнице в грязном парадном дома на улице Гобеленов. Что еще может так сильно взволновать юную барышню? Надо сказать, что когда я оказалась много позже в Париже, то отель, где мне пришлось провести одну ночь был именно на метро «улица Гобеленов». Я восприняла это как какой-то (не знаю какой) знак судьбы. Район мне, кстати, ужасно не понравился. Гостиница Ле Бран была жутким притоном с туалетом на этаже. Душ был в каждом номере, потому как номера сдавались даже на час. Кругом в номерах кричали телевизоры, настроенные на арабские и негритянские каналы. Но мне тогда море было по колено, я ведь была в Париже. Впрочем, я совсем не об этом…
Именно Зоя Монроз дала мне первые уроки элегантной моды. Помню ее дорогую серую юбку, в которой она выходила на палубу Аризоны и маленькие шляпки на тщательно уложенных волосах. Я ничего не знала о моде двадцатых годов и изучала ее только по кино или иллюстрациям в книгах. В результате, я сшила себе муфту из старой детской шапки и, несмотря на протесты мамы, приделала к воротнику пальто длинный меховой хвост с пуговичными глазами. А еще ужасно хотела подстричься модным в том Париже каре. От этого мама меня удержала и спасибо ей за это. Представляю, как жутко смотрелась я с моими тогдашними жидкими волосенками, висящими вдоль вытянутой физиономии.
Кстати, я тогда впервые столкниулась с несправедливостью литературной цензуры. Оказалось, что в разных изданиях «Гиперболоида инженера Гарина» вразных объемах представлены эпизоды с моей любимой героиней. Так в «Школьной библиотеке» было изъято все, что касалось богемно-развратного Парижа и прошлого Зои, и только в собрании сочинений Толстого был, видимо, полный вариант романа, с подробностями спектакля в одном парижском казино, где в нишах на деревянных стенах стояли абсолютно голые девушки, а Роллинг лениво говорил Зое, что когда девушек так много, это уже не волнует…
Так вот, инженер Гарин сделал свое дело, я полюбила романы Алексея Толстого и вместе с ними прониклась интересом к сложной эпохе перемен начала двадцатого века. Вслед за «Гиперболоидом» пошли «Эмигранты», «Ибикус», рассказы и, наконец, «Хождение по мукам».
Вот где я полностью погрузилась в волнующую меня атмосферу серебряного века, отсюда, возможно, и пошла моя страсть к тем временам. Кутаясь в пошлый теплый клетчатый плед по имени Зузя, который мне подарили на двенадцатый-тринадцатый день рождения (имя было дано по предполагаемой кличке овцы, из чьей шерсти он сделан), я читала о жизни сестер Булавиных и предбурного Петербурга. Я представляла себе наивные литературные вечера с воинствующими защитниками нового искусства, которые поворачиваются задом к Венере Милосской, и милые party у Смоковниковых, их горничную Великого Могола и демонического поэта Бессонова и вьюжный февраль на Невском и солнечный июнь в Самаре… Меня пленяло все до последней буквы, я уходила в мир героев, где была не страшненьким мечтающим подростком, а восторженной курсисткой, возможно, будущей поэтессой. И я даже надевала без ненависти мерзкие хлопковые колготки, морщащие под коленками, потому как у сестер Булавиных с утра было «решено носить нитяные чулки». А уж как я мечтала о том, чтобы Даша все же отдалась Бессонову, это было так «для меня» тогдашней, соединиться с литературным кумиром. Узнав, что прототип Бессонова – Александр Блок, я стала запоем читать его стихи. Впрочем, это уже совсем-совсем другая история…
Я так и не посмотрела полностью сериал «Хождение по мукам» 1977 года, он как-то не соответствовал моему восприятию книги, слишком резкий, четкий по рисунку, сосредоточенный больше на массовых революционно-военных сценах. Зато мне очень нравился старый фильм «Сестры» (1957) по первой части романа, там хоть и несколько утрированно, но все же интересно было показано именно интересующее меня время, герои мягче и человечнее. Мне кажется, что именно дефекты старой пленки ближе к атмосфере романа, чем отутюженные более современные герои.
Так о чем это я все? Ах-да, об эротических впечатлениях девочки-подростка. Вот я их черпала из романов Алексея Толстого, а вы откуда?