Крусановский «Укус ангела» больше всего похож на новеллизацию голливудской фэнтезийной поделки: на Саратов пикируют летучие мыши-вампиры, под Штудгартом нибелунги и кубанские казаки режут друг другу глотки, а по сибирской тайге катится адское огненное колесо с антрацитовым глазом в центре. Смешались в кучу кони, люди, алхимики, гадалки – то ли очередной «Doom», то ли похабно, на живую нитку, сшитый сиквел к «Властелину колец»… Впрочем, давайте по порядку.

Страсть как не люблю пересказывать сюжеты, но тут без этой нудной процедуры не обойтись. Итак: Российская Империя счастливо миновала октябрь 1917-го и июнь 1941-го, – и теперь, к вящей радости Проханова, простирается от финских хладных скал до пламенной Колхиды и Константинополя. Все бы хорошо, но в один прекрасный день у кормила оказывается генерал Иван Некитаев по прозвищу Чума, зачатый отцом на смертном одре и укушенный ангелом в знак избранности. А Чуму хлебом не корми, дай только дисциплину хулиганить и беспорядки нарушать: пленным табасаранам самолично бошки рубит, собственную сестрицу Татьяну во все щели пежит и, Стеньке Разину на зависть, выбрасывает поблядушек с самолета. В общем, нехороший человек. Само собой, власть для этакого паскудника – отменный повод реализовать свои порочные наклонности. Некитаев затевает Великую войну со всем миром и готовится выпустить из преисподней Псов Гекаты, пожирающих человеческие души.

Это ежели вкратце. А есть там еще 900-летние колдуны, отчего-то названные «могами». Есть Надежда Мира, она же Клюква, бой-баба во главе орды ногайцев, каракалпаков и волосатых людоедок. Есть шведские съедобные тараканы с высоким содержанием протеина. Есть уездный предводитель дворянства, заросший древесной корой. Есть князь с сорока зубами, ртом на пузе и колесами вместо ног. И на десерт – турецкоподданный Сулейман Бендер-бей, отец известного афериста… Аффтар укуси сибя ангелом!

Вся этот высоковольтная, не-влезай-убьет, бредятина щедро пересыпана затейливыми, под стать патологическому мудрствованию шизофреников, рассуждениями:

«Литература – это не просто смакование созвучий и приапова игра фонетических соответствий, доводящая до обморока пуританку семантику».

«Чтобы понять Таро, нужно знать главные положения герметичных наук: алхимии, магии, каббалы и астрологии. Нужно понимать их четверичность – тетрада стихий алхимии, все эти ундины, эльфы, сильфы и гномы, все эти “йод”, “хе”, “вау”, “хе” и астрологические стороны света… Словом, четырем мастям “малого ключа” соответствуют четыре первоначала, четыре класса духов, четыре части человека, четыре апокалиптических зверя и четыре буквы имени Божества».

Читается подобная проза тяжко, – еще и потому, что автор-маньерист считает своим долгом присыпать всякую фразу конфетти, увесить ее мишурой и бубенчиками. Словечка в простоте не скажет, все с ужимкой (это также сродни новеллизациям, – размачивать сухую сценарную корку в водопаде нескончаемых метафор и гипербол):

«Хозяйка поднесла рюмку к губам и, запрокинув голову, выпила, причем пепельная ее прическа, словно шлем Агамемнона, не шелохнулась ни единой прядкой».

«Кремлевский дворец был так огромен, что ветер, однажды залетев в него, годами метался по коридорам и залам, не в силах отыскать выход, и постепенно превращался в домашнего зверька, озорующего с оглядкой и по дозволению».

«Под дверью князя бесстыже шелушился слюдяными чешуйками высохший плевок».

Раз уж к слову пришлось: название другого крусановского романа «Мертвый язык» – дивная самоаттестация, лучше не придумать. Слова, издохшие под тяжестью ненужных побрякушек.

Отряхнув с ушей заебистые фиоритуры, волей-неволей недоумеваешь: во имя чего изваял мужик нетленку аж в 65 000 слов? Все, что автор имел сказать, давным-давно сказано. И сказано не в пример лучше. Ежели кому хочется исторических фантасмагорий, – читайте «Елку в Кремле»: Иртеньев в 176 словах поведал вдесятеро больше, чем Крусанов в 65 000. Ежели интересуетесь инцестуозными табу, – так это милости просим к Фрейду. Ежели насчет границ дозволенного, – к вашим услугам Достоевский. Ежели насчет психоделии и тому подобных заморочек, – пожалуйста, к Кастанеде. Однако Крусанов изрекает банальности с радостным апломбом первооткрывателя.

Еще один повод для недоумения: а кому, собственно, «Укус ангела» адресован? Взрослый, увидев глазастый огненный жернов, брезгливо передернет плечами: он пужает, а мне не страшно. Тинейджер наткнется на эзотерические умствования и тоже пожмет плечами: ниасилил многа букаф…

Есть, впрочем, и еще одна категория читателей – критики. Эти осилят и растолкуют так, что путаник Крусанов покажется жалким дилетантом. Вот вам шедевральный образчик – Е. Лягушина:

«”Укус ангела” – гладко синтезированный сакральный текст, где слышен библейский бит (bible-beat) и отзвуки кибер-матричного периода (trance), отчетливая псайкик-tv основа (communication industry). Привязка к возникновению (читай: намеренной генерации) такого феномена, как нечеловечность и соответствующая ей академическая вседозволенность».

А потому я был очень рад, отыскав на просторах Сети одного-единственного единомышленника, анонимного читателя сfantlab.ru:

«В чехарде событий странных:

Войны, маги и князья, –

Укуси меня Крусанов, –
Очень мало понял я…»

ray_charoro