Путь к деянию в бытии
Лао-цзы

Выставка Тёрнера в Пушкинском музее. Тёрнер – мрачный и сияющий, впечатляющий и загадочный, классически стройный в рисунке и импрессионистически безумный в живописи… Чего стоят одни названия – «Восход солнца. Морские чудовища» или «Тень и мгла: вечер перед всемирным потопом»! А это – самое длинное название картины во всей истории мировой живописи: «Снежная буря: пароход выходит из гавани, подавая сигналы на мелководье и измеряя глубину лотом. Автор был свидетелем бури в ночь, когда «Ариэль» отчалил из Хариджа»! Тёрнер рассказывал, что он приказал привязать себя к мачте, чтобы быть свидетелем ужасной бури! Правда, ему в это время уже стукнуло 67 лет… Да и что-то ни один историк пока не нашел ни малейшего упоминания о корабле «Ариэль»… Но какая разница – смотришь на это буйство стихий, на круговорот волн и ветра, и всему веришь! Веришь и поздним его картинам, где прихотливая игра света и красок превращает мир в разноцветную иллюзию, где тонет в рассветном тумане сизая громада замка и одинокая лошадь-призрак бродит по мелководью… А Поезд?! Поезд, мчащийся на всех парах – вперед и вперед! К победе технического прогресса… Ура! Только что-то этот поезд никак не догонит зайца, бегущего во весь опор впереди паровоза! Свободу зайцам!!! От Пушкинского – пешком в Третьяковку, через Большой Каменный мост. Снег, снег… Храм Христа Спасителя тает в бледном туманном небе, как свадебный торт… По мосту едет бодрый велосипедист… По Москва-реке плывут тонкие супрематические льдины, сбиваясь в стаи. Лужков мост, на котором растут деревья, увешанные замками – богатый урожай, взращенный Амуром. Яуза (а это – Яуза?) замерзла, в полыньях плавают утки и на припорошенном снегом льду четкие отпечатки перепончатых лапок – как слепой оттиск кленовых листьев… Лаврушенский переулок – белый, белый, розовый, рождественский… Женщина вынимает из сумки большущее зелено-желтое яблоко… Идет под огромным черным зонтом смуглый восточный человек в шапке пирожком… А стена кафе перед Третьяковкой светится синими огоньками… Выставка «Маэстрия пера» в Третьяковке. Кого и чего тут только нет? Все на свете и сапог… Мужиковатый Самсон на рисунке Скотникова решительно раздирает пасть поверженному льву – тот старательно таращит страдальческие глаза – а вокруг чисто японские дерева! Другой лев – его гладит по головке Рамазановская Геба – с совершенно человеческой лохматой и бородатой физиономией, почти Лев Николаевич… У Егорова – Георгий на коне сопровождает прекрасную деву, которая опасливо ведет на поводке мрачного побежденного Змия – натурального змия, без лапок и крыльев, только ушки на макушке! В следующем зале Федор Толстой – вечная прелестная Душенька соседствует с … чуть было не сказала с «прелестным»! – с изящным крылатым бородатым Сатурном, который, грациозно взмахивая косой, косит под корень копошащийся у него под ногами мелкий «древний мир»… На рисунке Егорова Господь Бог только что сотворил Адама и «вдунул в лицо его дыхание жизни» — в позе человека, делающего искусственное дыхание рот-в-рот… Рядом с соснами Шишкина – полтора на два метра, и как ему было не лень штриховать эти метры! – мрачный и прекрасный Врубель: Демон повержен, экзальтированная Анна Каренина душит Сережу в припадке страшной нежности, а рядом – его же античный сюжет! Идеальная стройность и чистота линий – что тебе Федор Толстой! На обороте стеночки с Врубелевской Анной – Микешинская Татьяна Ларина манерно чертит на стекле заветный вензель «О» да «Е»… Страшная голова Филонова – безглазый череп, от которого невозможно оторваться, а когда, сделав усилие, отходишь, он продолжает смотреть тебе в спину… Два разных Кандинских: справа – абстрактно-линейный, слева – золотой, бриллиантовый, яхонтовый, немыслимыми по яркости красками изображающий амазонку на стыдливо опустившем голову коне и дам в неимоверных кринолинах! Смесь «французского с нижегородским»: «Юлия, дочь Августа, в изгнании» соседствует с Перовскими «Проводами новобранцев» — чуть не сказала «оборванцев»! Изящные мелочи Судейкина и Бакста – а в соседнем зале сотворение мира пером Иванова – Господь Бог в окружении почтительных ангелов деловито творит свет и твердь земную и дает имя всякой твари… После Третьяковки – пешком на Полянку, где часы на колокольне розового, зеленого, празднично-пряничного храма Николы отбивают три четверти часа – а напротив вывеска «Фитнес-клуб «Онƀгинъ»… И книжный магазин, где, наконец, куплен Эрих Фромм – «Иметь» или «Быть» — и таким образом осуществлен синтез этих двух понятий, являющихся основными способами существования человека.