Здесь уже много говорилось о романе Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Но я все же пришла, причем со своей ложкой дегтя.
Наслушавшись разнообразных отзывов, я решила прочесть нашумевший роман, чуть ли не «русский букер». Момент выбрала, как оказалось, наиболее подходящий. Пять с половиной часов безделья в поезде Москва-Питер «Аврора». Некуда мне было деться с наземного транспорта, даже подводная лодка не понадобилась. Будь я в другой ситуации, наверное, не дочитала бы до конца, и сейчас объясню почему.
Итак, основные восклицания по поводу «Плинтуса» сводились к «откровенному описанию мира ребенка», «проникновением во внутренний мир персонажа» и прочее в том же духе. Что тут скажешь? Роман, действительно, написан от лица ребенка, который рассказывает о своем детстве, проведенном с бабушкой и дедушкой. Довольно непростом детстве. Написан живым, литературным, но отнюдь не таким уж оригинальным языком, как говорили. Книг, написанных с точки зрения детей, то есть, когда автор становится на точку зрения ребенка, объясняя события мира взрослых в его мировосприятии, довольно много. Кстати, целый ряд их сейчас незаслуженно забыт. Вспомните Анатолия Алексина. Да хотя бы «Мой брат играет на кларнете». Вы скажете, это детская книжка? Нет, отвечу я. Она как раз прекрасно отражает детский взгляд на многие загадки взрослой жизни. Причем это сделано куда более объемно и интересно, чем в «Плинтусе».
Собственно, что есть «Плинтус»? После прочтения он показался мне всего лишь многократным пересказом одной и той же истории о несчастной судьбе бабушки автора, который нам представляется с разных точек зрения: ребенка, самой бабушки (раза три), дедушки, непутевой мамы. Тут возникают композиционные путаницы, которые сводят на нет то, за что хвалили автора. То есть вдруг в рассказ мальчика вплетаются эпизоды, свидетелем которых он не был и быть не мог: беседа дедушки с приятелем, разговор бабушки с главврачом санатория, разговоры мамы мальчика с ее новым другом-супругом. Все они вертятся только вокруг истории загубленной бабушкиной жизни и объясняют ее нервно-психическое расстройство, с которым она живет, срываясь на окружающих. Эти заплатки, хоть и написанные живо, портят ткань повествования, да и одна и та же история про бабушкину киевскую юность, замужество, войну, эвакуацию, болезных детей, непутевого мужа и неблагодарную дочь, утомляют, повторенные в третий и четвертый раз. Становится скучно. Спасает только то, что все же автор вовремя возвращается к судьбе своего главного героя: подкинутого деду с бабкой внука, страдающего всеми мыслимыми и немыслимыми детскими болячками.
Таких детей, с гайморитом, аллергиями и прочими радостями, в Питере, по крайней мере, всегда было, да и есть немало. Потом они перерастают свои болезни, но в детстве проходят через все те муки, которые описывает Санаев. Разве что его герой принимает их от бабушки, а детишки чаще всего от родных мам. Тут и гомеопатическое лечение, и санатории, и постоянные обследования, у многих это за плечами. И многие, как герой «Плинтуса», все же пытаются реализовать свое право на детство, пренебрегая запретами, получая выволочки и погружаясь в очередные простуды. Все это описано очень правдиво, видно, что автор испытал все трудности на собственной шкуре. Есть ли в этом оригинальность? Необычная находка? Мне кажется, нет. Почитайте Щербакову, «Отчаянную осень», почитайте Улицкую, Петрушевскую, вы найдете очень много вторичных мотивов: адаптация заморыша в детском коллективе, борьба за желаемые развлечения, игрушки, желание хоть в чем-то стать выше, круче сверстников. Все это наличествует у Санаева, полный набор.
Есть, конечно, один момент, который эксплуатируется нечасто. Это отношения с матерью, которая фактически бросила своего сына, ради устройства личной жизни, а малыш любит ее, сильно, по-детски всепрощающе. Однако и тут имеется сбой. Когда начинается рассказ о привязанности к матери-кукушке, автор то и дело сбивается с «детского» слога. Кажется, что взрослый мужчина высказывает свои детские обиды.
Можете кидаться в меня чем хотите, но я скажу, что из книги извлекла только одну, понравившуюся идею. Собственно, она вынесена в заголовок. Идея быть похороненным за плинтусом, чтобы видеть жизнь тех, кто обитает в квартире, мне понравилось. Что-то трогательно готичное, если так бывает.