КАК БЫ… Роман Ольги Славниковой «2017» (Букер 2006)
Видите, Балаганов, что можно сделать
из простой швейной машинки Зингера?
Небольшое приспособление –
и получилась прелестная
колхозная сноповязалка.
И.Ильф и Е.Петров
Золотой теленок

Нет, нет! Ни о какой швейной машинке Зингера и речи быть не может! Перед нами – несомненно ручная работа, тщательная, ювелирная, выполненная изящными женскими ручками с отточенным маникюром. Вышивка бисером – или нет! – мозаика, составленная из блесток, мелкой каменной крошки, разноцветных бусинок и бисеринок – где осколок изумруда соседствует с матовой крупинкой яшмы, а блеск золоченой пайетки затмевает приглушенное сияние самородной золотинки. Любуясь сверкающей мелочью, как-то выпускаешь из виду всю картинку в целом. Приглядевшись, понимаешь, что ее КАК БЫ и нет – все распадется на мельчайшие декоративные пазлы.
Автор смело соединяет в одной мозаике сказы Бажова (Каменная девка, Великий Полоз и прочая горнорудная экзотика) с желтогазетным фельетоном о жизни светской тусовки, фольклор хитников со статьей политолога, щедро присыпав метафорами и сравнениями – настолько щедро, что у читателя возникает тягостное ощущение прогулки по лесу, наглухо заросшему ежевикой: и я годы вкусные, и пройти никак нельзя!
Любимые авторские слова: КАК БЫ, СЛОВНО, БУДТО, ТОЧНО, ПОХОЖИЙ НА… – они пасутся стаями на любой странице. Такое ощущение, что для создания одного образа автору необходимо сослаться на другой образ – каждый предмет или явление не существуют сами по себе, но отражаются в другом предмете или явлении, множа до бесконечности количество отражений и ослепляя ртутным блеском стекла.
Вот урожай, собранный на ягодной поляне одной только одной страницы, где растет «неказистая, с ягодами В ВИДЕ узелков, но удивительно ароматная лесная клубника», где «декоративная скала с россыпью галки ПОХОЖА НА разбитую копилку», а «от скалы, дойдя до предела сужения, СЛОВНО БЫ вновь расходятся во всю пространственную ширь водные, земляные, каменные круги», и где растет береза «СЛОВНО БЫ украшенная, в дополнение к своей плакучей гриве, новогодним елочным дождем»!
На следующей странице мы находим «КАК БЫ заплесневелые булыжники с малахитовыми корками, покрытые черными окислами» и «ПОХОЖИЕ НА городской весенний лед кварцевые друзы», и попадаем в старую шахту, «ЧТО НАПОМИНАЕТ похороненную, полураздавленную камнем низкую избу» и куда ведет «дырка в земле, ПОХОЖАЯ НА беззубый и запавший старческий рот». Внутри – «холодные лиственничные крепи, шелушащиеся мертвой, СЛОВНО вываренной временем щепой», а звуки раздаются такие, «СЛОВНО кто вытирает ноги о сырую каменную крошку»…
Характерно, что перемена места прилагательных и прочих определений практически не меняет смысла написанного! Вот два абзаца – один из них авторский, другой – измененный.
Итак, что есть что:
«Между тем круглое летнее время, казавшееся бесконечным, как наполненный самим собой небесный купол, все-таки шло… Рабочие часы, проводимые без Тани в камнерезке, сделались ненужно тягостными: душа его словно ссутулилась, он замирал в стесненных позах над бесчувственными заготовками, перебирая бирюльки липкими пальцами, отчего камешки становились тусклыми, будто леденцы».
«Между тем бесконечное летнее время, казавшееся круглым, как наполненный самим собой небесный купол, все-таки шло… Рабочие часы, проводимые без Тани в камнерезке, сделались тягостно ненужными: душа его была стеснена, он замирал в сутулых позах над тусклыми заготовками, перебирая камешки бесчувственными пальцами, отчего бирюльки становились липкими, будто леденцы».
Маниакальное увлечение автора всяческими эпитетами и метафорами приводит порой к тому, что читатель начинает ощущать себя полным идиотом: так, автор заботливо объясняет нам, что у аквариума стенка стеклянная – а то вдруг, не дай бог, мы подумаем, что деревянная, а смятый стаканчик на столике летнего кафе – пластиковый! Как будто можно смять стеклянный…
Стремление автора «сделать красиво» заставляет его строить фразы сложным затейливым образом, вот, к примеру: Тамара «завидовала его васильковым глазам (сказать по правде, сильно уже попорченным усталостью, солью и кровью), притом, что собственная пара была настолько хороша, что писавшие Тамару художники, вопреки законам построения портрета, всегда начинали с глаз…»
Как вы, сразу поняли, о какой паре идет речь? Да о глазах Тамары, которых у нее, как и положено – пара. Очевидно, это надо было специально подчеркнуть, а то вдруг, опять же, читатель подумает, что героиня одноглазая!
Сюжет, очищенный от блесток и чешуи, прост, как рыбий скелетик. Герои встречаются на вокзале, причем читателю сразу ясно, что эта загадочная женщина, назвавшаяся Таней и неизвестно чем пленившая Крылова, связана с профессором Анфилоговым – о чем Крылов упорно не желает догадываться на протяжении сотни страниц. Между героями образуется некие тягостные любовно-мистические отношения, осложненные присутствием загадочного соглядатая (привет от М. Булгакова!).
При этом автор изо всех сил старается, чтобы повествование никак не напоминало пресловутый женский роман – свят, свят, свят! Никаких тебе сантиментов и сюсюканья, нежности и прелести, никаких, избави боже, эротических сцен! При самом воспаленном воображении трудно назвать эротической ту сцену (единственную, практически!), что происходит между Крыловым и псевдо Таней: «Соски ее были большие и мягкие, как переспелые сливы, на узком, немного осевшем животе обнаружился шрам, похожий на нитку вареной лапши. На коже ее, сопротивлявшейся губам «Ивана» мелкой сборчатой волной, то и дело попадались какие-то жгучие пятна, словно там было натерто аптечной мазью, словно она вообще была не очень здорова. В тот момент, когда «Ивану» удалось довести ее до первого слабого завершения, «Таня» глухо закашлялась, виски ее надулись и смолкли…»
Бр-р!
И чтобы завершить разговор о главной героине – вот ее описание, данное устами Крылова, страстно ее ожидающего: «Она поднимается по ступеням метро, роясь в сумке, висевшей на плече, напоминая курицу, решившую покопаться клювом у себя под мышкой…»
А в это самое время экспедиция профессора Анфилогова находит неимоверной ценности корунды, с ними же и погибоша посреди Рифейских гор, вдруг просиявших невиданной ранее страшной красотой. Причем автор, убоявшись собственной храбрости, отметает все разбросанные им самим намеки на мистический или инопланетный источник происходящих гибельных чудес, и дает сему простое житейское объяснение – тривиальная утечка неких отравляющих веществ.
Параллельно развиваются не менее сложные отношения героя с его бывшей женой Тамарой, с которой он никак не может расстаться, сочувствуя экономическим злоключениям этой новорусской бизнес-леди, все норовящей осчастливить его каким-нибудь бесполезным подарком.
На заднем плане в городе и стране потихоньку начинается и разворачивается – как гротескное отражение событий 1917 года – некая странная революция, разыгрываемая КАК БЫ двумя командами КВН – командой Белых и командой Красных, не отличающихся друг от друга ничем, кроме формы. Такое ощущение, что данная революция нужна автору только для того, чтобы свести Крылова с крайне необходимым по сюжету программером. А в остальном, все существуют сами по себе: революция – отдельно, герои – отдельно. В конце сюжет закольцовывается, как змея, укусившая себя за хвост: тот же вокзал, та же экспедиция, туда же и за тем же.
Так за чем же? Что движет героями, что заставляет их мучаться, страдать, томиться? Ответ прост – ДЕНЬГИ! Люди гибнут за металл, а в данном конкретном случае – за кристалл!
Тема денег проходит сквозной ниткой через все повествование. Крылов считает, что борьба за женщину есть борьба экономическая. За мужчину, кстати, тоже – именно поэтому он так сопротивляется «скромному обаянию» Тамариного богатства и не пускает его в свою отдельную жизнь. Великая любовь его к «Тане» оборачивается денежным фарсом – к концу повествования, соответствуя авторскому закону зеркальности и закольцованности, «Таня», бывшая до сего момента как бы негативом Тамары, живущим в зазеркалье, обретает немерянное богатство и вместе с ним реальность, превращаясь в ту же Тамару. Таким образом, Крылов возвращается к тому, с чего некогда начинал.
Тамара, вызывающая несомненное авторское сочувствие, выглядит наиболее живой в этой компании призраков, живущих ненастоящей жизнью. Ее НАСТОЯЩАЯ жизнь меряется только деньгами. Она – элита общества, все остальные – масса социальных идиотов. Богатая, успешная, «радикально омоложенная», имеющая ВСЕ, «но соединенная с этим «всем» единственно правом собственности», она добровольно несет крест женского одиночества как наказание за единственную измену Крылову.
Именно ее устами автор излагает кощунственную правду нового времени: «гуманизм закончился», «главная тайна нового дивного мира… в ненужности основной массы населения для экономики и прогресса». А кто, как вы думаете, виноват в происходящем абсурде? Правильно: «главная причина идиотизма этого мира – в них, в этой массе социальных идиотов».
«Ненавижу так называемых простых людей» – говорит Тамара. Это – ненависть холеного богатства к ограбленной нищете. Профессор Преображенский, если помните, тоже признавался: «ненавижу пролетариат» – но то была ненависть уничтожаемого разумного мира к безумию наступающего хама.
Мир романа является территорией нелюбви. Никто никого не любит – любовь Крылова к «Тане» – это морок, наведенный Каменной девкой, любовь Тамары к Крылову – алчность собственницы. Не любит и автор своих героев – за исключением, может быть, Тамары, этой современной Хозяйки Медной горы.
Только деньги – богатство, воплощенное в кровавом блеске корундов – имеет смысл, только оно движет миром, только оно ведет по жизни Крылова со товарищи – туда, где равнодушная природа красою вечною сияет.
Роман Ольги Славниковой – это КАК БЫ литература, имеющая такое же отношение к НАСТОЯЩЕЙ литературе, как портрет Джоконды, собранный из бумажных пазлов – к бессмертному творению Леонардо да Винчи. Он призван, очевидно, донести до массы социальных идиотов простую вечную мысль: без бумажки – ты букашка, а с бумажкой – человек. Бумажка – это денежка, и как ты ее заработал – в принципе неважно. Главное, что она есть.
Немного жаль авторского труда, облачившего эту короткую мысль в столь прихотливые одежды, украшенные сотнями стразов, вышивок бисером, бусинок и пуговиц, среди которых даже попадаются один-два подлинных брилланта и корунда.
Хотя… труд оценен по достоинству! Премия Буккера свидетельствует о том, что…
Да о чем же, собственно, она свидетельствует?
Может быть, о том, что сегодня, как говорит Тамара, «имеет смысл производить только то, что потребляется и спускается в унитаз».