Полагаю, не нужно уточнять, что поэт – явление более редкое, чем стихописец. В свою очередь, стихописец не обязательно должен являться борзописцем, хотя рассматривая оба явления, можно сравнивать их с такой штукой, как множества.
Мы знаем, что у множеств есть поля.
Множества могут не пересекаться, могут пересекаться, могут находиться одно внутри другого как полностью, так частично – края будут не совсем одно в другом, а значит, поэт есть стихописец – это точно, а вот стихописец не обязательно поэт – это другое «точно», и я думаю, навряд ли кто меня оспорит.
А потому, сразу начнём классифицировать любителей строчить столбиком.
Начнём снизу, то есть, с одноклеточных.
Читать далее →

Говорить о хороших книгах можно бесконечно. Бывает присядешь в приятной компании творческой интеллигенции, обсуждающей за рюмкой кофе современную литературу, а время стремительным домкратом приближает полночь и закрытие метрополитена… Но о коварстве стрелок циферблата речь пойдёт в другой раз, а сейчас всё внимание двум произведениям, которые стоит прочесть, будь вы хоть слепой или слабоумный. Во втором случае, это даже не рекомендация, а требование, потому как жить не по лжи — самая устойчивая координата нравственности в демократическом, мультикультурном и свободном обществе!

Инакомыслящий Довлатов, как и все «несогласные» хорьки, по меткому выражению Василия Ерну: «это продукт коллаборационизма между советскостью и антисоветскостью», надо отдать ему должное, ещё и неплохой писатель. «Заповедник» лёгок, прост и необыкновенно лиричен. Мятущаяся душа главного героя — интеллигента и «узника совести», волею судьбы застрявшего в «совке», представлена с поразительным гиперреализмом. И окружающая его действительность: алкаши, коммунисты, сексоты и неудовлетворённые женщины, ещё больше оттеняет простой и застенчивый гений совестливого диссидента.
Читать далее →

Сюжет пьесы Камю основан на книге Светония «Жизнь двенадцати цезарей». Пьеса была написана в 1937 году, но Камю многократно переделывал ее текст, и свой окончательный вид трагедия обрела лишь спустя двадцать лет. Это свидетельствует о том, какое важное место занимало это произведение в творческой биографии писателя.

В центре драмы образ Калигулы — правителя Рима, наделенного безграничной властью. Калигула — это человек бунтующий, осознавший абсурд мира и решивший выбраться из него любой ценой. Бунт Калигулы направлен не только против всемогущих богов, но, прежде всего, это бунт против изначального несовершенства мира, в котором вынужден жить человек. Ущербность жизни и ее неполнота, которую так трагически ощущает Калигула, заставляет его вносить новые, зачастую жуткие смыслы в окружающий мир.
Читать далее →

Итак, позавчерашняя беседа. Госпожа К. Двадцати со средним лет, занималась в Северной Корее весьма интересным (но отнюдь не экзотичным) частным бизнесом – у барышни была частная залоговая библиотека. Книги давала почитать под залог и, разумеется, за денежку. 300 вон (15 американских центов) – книга обычная, 100 вон (5 американских центов) – манга с картинками.
Читать далее →

Пару лет мое рабочее место находилось на складе среди альбомов по искусству, дизайну, архитектуре и фотографии. Так бонусом к зарплате и работе по духу, мне досталась возможность знакомиться с лучшими работами, которые уже кто-то специально собрал, снабдил комментарием и словно для меня приготовил. Там я открыл альбом Robert Capa, а, увидев фотографию «Смерть лоялиста» («Лоялистский ополченец в момент смерти, Сьерра-Морена, 5 сентября 1936 года»), уже никогда не смог забыть, что был такой фотограф – Роберт Капа.
Читать далее →

В текстах Борхеса мы неоднократно встречаем его рассуждения о природе времени и пространства. В заметке о Паскале он пишет: «Демокрит полагал, что бесконечность состоит из одинаковых миров, где люди неизменно исполняют одни и те же судьбы; Паскаль располагает эти сходные миры один в другом». В одном из интервью Борхес цитирует мысль Цицерона: «Пока я пишу это, Цицерон других миров пишет то же самое». В «Истории вечности» Борхес определяет «вечность как одновременность всех времен», как «время наших переживаний», а в «Циклическом времени» приходит к заключению, что «вся мировая история — это история одного человека».
Читать далее →

Макс Брод целую неделю убеждал своего друга Франца Кафку в необходимости принять приглашение от пражского «Клуба Читателей». Он полагал, что творения Кафки, представленные этому справедливому читательскому суду, несомненно, будут оценены там по достоинству и круг читателей Кафки, до этого времени не столь широкий, заметно расширится. Сам Кафка такого мнения о своих произведениях отнюдь не разделял. К себе как писателю он всегда предъявлял наивысшие требования, а отсутствие успеха склонен был связывать скорее с несовершенством своего стиля, нежели с плохим вкусом читающей публики. Макс Брод, искренне считавший Кафку писателем высокой литературной пробы, находил такое положение вещей неприемлемым. Он был уверен, что Кафка достоин большего признания.
Читать далее →

Читать далее →

I

там где гнездятся мертвые синицы
а птицелов запутался в силок
нам довелось нечаянно присниться
на краткий срок

хрипел звонок
простуженное горло
будил проснуться жареный петух
но человек в себе звучащий гордо
вслух нем и глух
но кто явился месивом мессийным
границы век раздвинув в глубь и ширь
оттиснут голубем пикассовым серийным
чтоб мученикам снов хрестоматийным
дать нашатырь
Читать далее →

Люблю книжные развалы. Знаете, все за 20 рублей, все за 50 рублей. Причем, большие развалы, где представлены книги, изданное в разное время, а не только то, что не успел распродать АСТ. Не развалы, а полновесные букинистические под открытым небом.
Много обложек, названий тоже много. Сразу охватить не получается. Что делать?
С жанровой литературой просто – если яркая обложка, то либо детективы, либо фэнтези с фантастикой. Любовный роман – спасибо обнимающимся парам в медальонах – тоже не перепутаешь. С разрозненными томами классиков тоже все понятно. Но остальное надо брать и смотреть, вдруг пропустишь то, что давно ищешь. Холодно, мерзнут руки, да и времени не всегда хватает.
Но ура: определенные закономерности, особенно в образовании названий есть. Так что глянул на обложку/корешок – и все ясно. Конечно, бывают и исключения. Но в основном это выглядит так:

Роман, в названии которого национальная (женская) одежда: «Красное сари», «Расшитый бешмет», «Новый саронг» — нелегкая судьба женщины в стране третьего и четвертого мира.

«Дрянь», «Мразь», «Гнусь», «Отброс», «Отсос» — современные англоязычные романы. Возможно, это один и тот же роман, но в пяти одинаково скверных переводах. Написан глубоко знающим эту подлую факин-жизнь автором лет тридцати.
Читать далее →