**
О Д. Г. Лоуренсе:
О, в нем есть нечто такое привлекательное – и его пыл, его страсть к жизни, – которая так нравится…
… он совершенно бесконтрольный – поглощен крайним сумасшедшим раздражением.
Лоуренс и я неправдоподобно похожи.
Виржинии Вулф:
Боже, мне нравится думать о тебе, Виржиния, как о друге. Не кричи, пылкое создание, и не говори, чуть склонив голову набок и улыбаясь, словно тебе известная очаровательная тайна: «Ну, Кэтрин, посмотрим…»
Умоляю, подумай, насколько редко можно отыскать такую же страсть к писанию, найти того, кто хочет быть с тобой безупречно честным – и предоставить тебе полную свободу, без возврата и каких-либо ограничений.
о муже, Джоне Мидлтоне Марри:
«Мы оба ненормальные. Во мне слишком много жизненной силы и энергии, в тебе недостаточно».
«Страх. Страх чего? Неужели я снизошла до страха потерять Дж.? Думаю, да. Но Господи! Взгляни на вещи трезво. Что тебе в нем теперь? Какие у вас отношения? Иногда он разговаривает с тобой – и потом уходит. Он с нежностью думает о тебе. Он мечтает жить с тобой однажды, когда произойдет чудо. Ты важна для него в качестве мечты. Не как живая действительность. Потому что ты – не та.
Что у вас общего? Почти ничего. И всё же есть в моём сердце глубокий, сладкий, нежный поток чувств, — любовь к нему и неутолимое желание. Но что проку от этого в сложившемся положении? Совместная жизнь, с больной мною, — просто мучение, с некоторыми счастливыми моментами».
**
Я всегда чувствовала, что величайшая привилегия, утешение и положительный опыт дружбы в том, что ничего не приходится объяснять.
Чем больше ты мотивирован любовью, тем более бесстрашными и свободными будут твои поступки.
Дух, который я люблю, должен быть весь из диких мест; запущенный сад, где темные черносливы пали в густую траву; разросшийся лесок; вероятность змеи или двух; бассейн, глубину которого никто не измерил; и дорожки, переплетенные цветами, которые посадила эта душа.
Привела в порядок бумаги. Многое разорвала и безжалостно уничтожила. Это всегда большое удовольствие.
Признать наличие страха означает породить неудачу, провал.
Если бы только можно было отличать подлинную любовь от фальшивой, так как отличаешь хорошие грибы от поганок. С грибами всё так просто – как следует солишь их, откладываешь в сторонку и набираешься терпения. Но когда дело касается любви, ты едва ли отличишь нечто, имеющее даже самое отдаленное сходство с ней, даже если совершенно уверен, что это не только подлинный экземпляр, но возможно единственный настоящий гриб, который не подобрали.
— «Любовь и грибы», из дневника (1917)
Всё, с чем мы миримся в жизни, претерпевает изменения. Так что мучения должны стать Любовью. Это тайна. Это то, что я должна сделать.
— 19 декабря 1920
Всякий раз готовясь к поездке, я будто готовлюсь к смерти. Если бы никогда не надо было возвращаться – всё было бы в порядке. Этому меня научила жизнь.
— 29 января 1922
Оглядываясь назад, я полагаю, что всегда писала. А еще это было пустословие. Но гораздо лучше писать ерунду, банальщину или что угодно, чем не писать вообще.
— июль 1922
Когда мы можем относиться к своим провалам и неудачам несерьезно, это означает, что мы перестали их бояться.
Крайне важно — научиться смеяться над самими собой.
— октябрь 1922
Рисковать! Рискнуть всем! Не заботься о мнении других, об этих голосах. Делай самое трудное на земле – для себя. Поступай, как знаешь. Посмотри правде в глаза.
Когда говорю «я боюсь» — не дай этим словам встревожить тебя, дорогое моё сердце. Мы все боимся, находясь в приёмных, в залах ожидания. Всё же мы должны пройти их, и если остальные могут оставаться спокойными, в этом вся помощь, которую мы можем оказать друг другу…
Под здоровьем, я понимаю возможность свободно дышать и жить, жить полной, взрослой, разносторонней жизнью в единстве со всем, что мне дорого: земля с ее чудесами — море — солнце… Со всем, что мы имеем в виду, говоря об окружающем мире. Я хочу войти в него, быть частью его, жить в нём, учиться у него, утратив всё наносное и приобретённое – и стать самосознающей, мылящей личностью. Хочу, посредством понимания себя, – понимать других. Я хочу быть всем, чем могу, на что способна; стать (здесь я остановилась и думала, думала – бесполезно; есть только одна подходящая фраза) ребёнком солнца. Помогать другим, нести свет и так далее; каждое произнесенное слово кажется фальшивым. Остановимся на этом. Дитя солнца.
Горячая, энергичная, активная жизнь – живая! Укорениться в ней, — учиться, стремиться знать, чувствовать, думать, действовать. Вот этого я хочу. Не меньше. Этого я должна добиваться… Всё это звучит очень напряженно и серьезно. Но теперь, когда я это переборола, всё иначе. Я чувствую себя счастливой — глубоко внутри. Всё хорошо.
— Запись от 10 октября 1922 года, которую Мэнсфилд вырвала, чтобы отправить Джону Мидлтону Марри, но потом передумала.
— В записи от 14 октября 1922 — окончание:
Будь и ты счастлив. В понедельник я собираюсь в Фонтенбло и вернусь вечером во вторник или утром в среду.
Всё хорошо.
— Это последние слова в её дневнике. А последние слова, произнесенные писательницей:
«Я люблю дождь. Хочу почувствовать его на моём лице».
Перевод – Е. Кузьмина © http://elenakuzmina.blogspot.com/