…Она у него вяленую рыбу покупала, каждый день. Жила у тетки Веры, в крошечном домике на одну комнатку. Вера сдавала летом все, что за ее забором, даже в саду отгородила три угла, навесив на стволы вишен старый хамсарос и гамаки внутри. И не просто гамаки, а рядом тумбочка кривенькая, от сырости разбухшая, зеркало на веревочной петельке и навесик на ветках из полосатой тряпки. Бывало и спать уходила к куме, в Верхнее, когда в огороде шагу не сделаешь, чтоб на дитенка в панамке не наступить.

А домик был хорош, стоял в самом конце огорода и дверью смотрел на пляж. Сбоку у него еще маленькая дверца была, чтоб к туалету, умывальничек на стене. Зашел с пляжа к себе и нет дела до остальной толпы.

Вот она, Оля, выходила утром, неся подмышкой соломенный коврик с нарисованными цветами и укладывалась ровно посередине пляжа. Ничего с собой не брала, кроме книги и очков. Ну, полотенце еще. Купаться шла медленно, не боялась за вещи, стащить с коврика нечего. А потом, вернувшись и вытирая мокрые волосы, поднимала руку в кожаных браслетах, подзывая Генку. Покупала всегда полдесятка бычков и бутылку пива. Очками все лицо закрыто, кроме рта, и непонятно, какая она. Пока Генка сидел на корточках, поставив на горячий песок клетчатый баул, вставала и шла в домик за деньгами. А он смотрел. Красиво очень шла. Волосы от морской воды вились кольцами, путались по загару и когда шла, подпрыгивали по спине, хотя сама ровно шла, красиво. Мимо лежащих мужиков проходила и те аж головы вывертывали, снизу на нее глядя.

Генка брал деньги и уходил, улыбнувшись в ответ на улыбку. Оглядывался, как бы невзначай, и видел, сидит, сгорбившись, ноги по-турецки, чистит рыбу и запивает пивом, сверкая на солнце зеленым стеклом бутылки. Волосы свешены до самого песка. Читает книжку, положенную между ног.
Читать далее →