Вступление

Любое слово – это иероглиф. Иероглифический язык, возможно, предшествует «алфавитному», как первая письменность – последней. Раз так – попробуем подойти к словам, как к иероглифам, оговорив сразу, что смыслов в иероглифе множество, вплоть до того, что предшествует знаку, «втекает» в него, и вытекает, как в Книге перемен. И что смысл всегда есть, и был изначально; то есть отбросим гипотезу о случайности связи знака с тем, что он определяет. Чем дальше в прошлое, тем больше осмысленности в любом языке (проследите, например, историю романской группы через латынь и дальше). Сначала язык теряет окончания, путает тематические гласные, потом забывается смысл исконных слов, и его приходится восполнять заимствованиями, потом связь знака с определяемым действительно становится случайной… для пользователя. То есть той, какую диктует программист, знающий, в чем суть, или придумавший некий эрзац. Форма воссоздается компаративистикой – спасибо ей. Содержание (слова и человека) проверяется сказкой и традицией в последней инстанции. Тем более что те, кто когда-то вкладывал смысл в языки, скажем так, Северного полушария, пользовались именно мифом. Итак, поиграем в слова, раз мы занимаемся ими серьезно.

Иероглиф MN – география и население.

Взяв евразийский корень MN, мы оказываемся в воде. Вернее, в тумане, облаке, выпадающих инеем и росой. Где-то здесь лежит манна небесная, которая «как иней на земле». Так что есть и земля. Мы – если не в фильме Ангелопулоса, где в тумане растет Древо жизни, то в подземном мире на заре нашего рождения: монгольский рефлекс manan указывает на что-то вроде предутреннего тумана, где брезжит рассвет. Брезжит, как небо (саамское mini), луна (всем известное moon), мерцание, отражение (дравиды). Как привет всем ловящим в воде луну. Читать далее →