Воскресное чтение. Ольга Славникова «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки»
(чтение Елены Николаевой)
(отрывок из романа)
Хотя в сумке у Катерины Ивановны лежала двойная, сто раз проверенная связка ключей, ей все-таки казалось, что без матери ее домой никто не пустит. Давно, со школы, Катерине Ивановне не приходилось самой запирать квартиру и самой ее отпирать, заставая в ней свое же застоявшееся утро, когда разбросанные перед уходом вещи кажутся более неподвижными, чем диван или шифоньер. Она уже не помнила, как в воздухе квартиры, не шевелившемся несколько часов, ощущается особенный, только ему присущий запах жилья, будто встречающий хозяйку после долгого путешествия. Она забыла, что раньше квартира пахла глажеными простынями и теплым крошеным яйцом, и не знала, что теперь этот запах переменился. Всегда, когда взрослая Катерина Ивановна возвращалась домой, квартира была уже хоть немного обжита: в прихожей стояла, облегченно опустев, мамина хозяйственная сумка, на кухне лилась вода. В последние месяцы встречи сделались иными: мать вздыхала в комнате, шаркала по полу тапком, все никак не надевавшимся,– а после остался только механический перебор диванных пружин. Диван, как старая шарманка, все играл одну и ту же хроменькую музыку, когда мать пыталась перелечь на отдохнувший бок,– и теперь невозможно было представить его ровное, без груза, отсутствующее молчание.
Читать далее
Воскресное чтение. Переводы Елены Николаевой. Андерс Рослунд, Берье Хелльстрем «Три секунды», отрывки из романа
До полуночи – один час.
Стояла поздняя весна, но было темнее, чем он ожидал. Далеко внизу плескалась вода, почти черная пленка уплывала куда-то в совсем уж бескрайнюю черноту.
Он не любил корабли, или же моря не понимал. Всегда мерз, когда ветер дул, как сейчас; постройки Свиноуйсьце медленно исчезали вдали. Он, как всегда, стоял, вцепившись в поручни, и ждал, пока дома, которые уже перестали быть домами и превратились в кубики, не растают вдали. Тьма вокруг него все сгущалась.
Ему двадцать девять лет, и ему страшно.
Он слышал, как за спиной у него ходят люди, тоже плывущие на этом корабле. Ночью они ненадолго уснут – и проснутся уже в другой стране.
Он наклонился вперед и закрыл глаза. Каждая новая поездка казалась отвратительней предыдущей, он ощущал опасность всем телом: руки дрожали, лоб был мокрым от пота, щеки горели даже под пронзительным ледяным ветром. Через двое суток. Через двое суток он снова будет стоять на борту парома, но уже направляясь обратно, и забудет, как клялся себе: «Больше никогда!».
Он выпустил поручни и открыл дверь. Холод сменился теплом, и дверь впустила его на длинную лестницу, где люди – сплошь незнакомые лица – двигались к своим каютам.
Он не хотел спать, не мог. Не сейчас.
Народу в баре было немного. «Вавель» — один из самых больших паромов, курсирующих между северной Польшей и южной Швецией, но крошечные столики и стульчики с четырьмя хлипкими рейками вместо спинки в его баре не располагают к тому, чтобы засиживаться.
Читать далее
Воскресное чтение. Переводы Елены Николаевой. Марек Хласко «Письмо»
Марек Хласко
Я ждал письма. Никто не писал мне; близких у меня не было; ни здесь, ни в Польше, ни в целом свете; я был одиноким старым человеком. «И то! – не раз думал я. – Не у всех же могут быть близкие: это естественно. Одинокие тоже нужны – пусть другие видят, какая страшно одиночество, и стараются его избежать». Но я все равно ждал письма. Я знал, что оно не придет, и все-таки мне казалось невероятным, чтобы никто из живущих на земле не захотел в один прекрасный день написать мне. Даже самые несчастные люди отказываются поверить в окончательность своего несчастья; им необходима щель, через которую они могут дышать. Наверное, так же обстоит и с одинокими; у нас есть окошко, в которое мы смотрим на мир. Я ждал письма.
Читать далее
Воскресное чтение. Юрий Олеша «Ни дня без строчки», отрывок из книги
(чтение Елены Николаевой)
Холода, бывало, уйдут еще не слишком далеко, и поэтому какая-то настороженность не покидает мира, но уже чисто и сухо. И среди этой прибранности природы – пока что только двора, где я провожу каникулы, – приближается Пасха.
Еще несколько дней, и поперек постелей лягут толстые башни только что выпеченных куличей, прикосновение к которым напоминает ладоням прикосновение к песку; еще несколько дней, и в доме появятся гиацинты…
Мы – католики, так что это не совсем наша Пасха; наша Пасха в Варшаве, в Париже, в Риме. Тем не менее у нас есть костел, и восковая кровь на челе Христа, и то нарушение как порядка дня, так и порядка души, которые свойственны этому празднику. Однако хозяева положения, конечно, православные. У них колокола с их гигантскими лопающимися пузырями звука, у них разноцветные яйца, у них христосование… У них солдаты в черных с красными погонами мундирах и горничные с белоснежными платочками в руке, у них Куликово поле со зверинцем. Впрочем, Куликово поле принадлежит всем.
На Ланжероне был спуск к морю не только по дороге, можно было сбежать и обрывами.
Они густо поросли бурьяном, эти обрывы, были засыпаны отбросами, на них спали внезапно выскакивавшие на вас опасные собаки. Тем не менее обрывы вели к морю, которое тут же, буквально за разбитым ящиком, строило свои громыхающие кубы, параллелограммы, свои треки, палатки – в сверкающей бирюзе и иногда в таких длинных лучах, что некоторые, появляясь на сотую долю секунды, заставляли вас вскрикивать.
Читать далее
Воскресное чтение. Переводы Елены Николаевой. Стив Сем-Сандберг «Отдайте мне ваших детей!»
Отрывки из романа
De fattiga i lodz
Автор: Стив Сем-Сандберг
Переводчик: Елена Тепляшина (Николаева)
Издательство: Астрель, Corpus
2011 г.
…
Была и другая история — но ее председатель рассказывал далеко не так охотно.
Городок Илино, в котором он вырос, стоял на реке Ловать, возле Великих Лук, где потом во время войны шли жестокие бои. Городок тогда состоял большей частью из маленьких, шатких, лепившихся друг к другу деревянных домиков. Между домами на невысоких насыпях, разбухавших весной, когда начинались дожди и разливалась река, в бесформенные пласты густой грязи, выращивали овощи. В городке жили в основном еврейские семьи; они торговали мануфактурой и бакалеей, которые привозили на фурах из Вильно и Витебска по льду, когда река замерзала. Край был бедным, синагога с двумя крепкими колоннами смотрелась восточным дворцом; все деревянное.
Читать далее
Воскресное чтение. Переводы Елены Николаевой. Волшебные сказки
Роза о ста лепестках (сербская сказка)
Человек поспорил с Курентом из-за власти над миром. Когда не смогли договориться, кто прав, то схватились и бились на земле полных сто лет, и не мог ни Курент человека, ни человек Курента одолеть. Тогда же они так истоптали и разрыли землю, что она стала такой, какая есть по сю пору; где прежде были обширные равнины, там выбили они пятками пропасти и нагромоздили гор и холмов. Устав от ссоры, упали оба на землю и лежали так-то сто лет; тут пришел на землю сильный Добрин, связал человека, Курента связал и завладел всем миром. Наконец человек с Курентом пробудились и, видя себя связанными конопляными веревками, подивились, кто на них эту паутину намотал. И встали и разорвали веревки, словно в самом деле паутину, схватили Добрина, и заковали его в золотые цепи, и отдали его огненному дракону, чтоб драконихе заплетал волосы и мыл ей белые руки. Тогда сказал Курент человеку: «Смотри, утомились мы от ссоры и уснули; пришел этот негодный и стал владеть миром. Отдали мы его огненному дракону; но если и дальше будем браниться, придет к нам другой, сильнее Добрина, и победит меня и тебя, и будем мы мучиться, как теперь глупый Добрин; ты богатырь, я знаю, я тоже, горы и пропасти тому доказательство, что рассыпались у нас под ногами. Теперь слушай и знай: есть у меня сад, а в том саду – цветок судьбы, роза о ста лепестках. Корнями своими она дотянулась до самого дна земли, связала ими страшного зверя – живой огонь.
Читать далее
Именной указатель. Елена Николаева
Здравствуйте, меня зовут Елена Тепляшина (Николаева). Когда мне было лет пять, мама научила меня читать, — так с тех пор и читаю. Когда-то в детстве очаровалась историями про разбойника Румцайса, шведскими буквами и польско-русским разговорником. Выросла, занималась языками, теперь перевожу – со шведского, с польского, иногда с чешского. Так что я существо вроде литературного паразита, который присосался к настоящим писателям.
Благодаря «Книгозавру» набралась смелости предъявить тексты публике.
Люблю перебирать слова. Люблю переводить сказки для детей всех возрастов. Благодарна куклам.
Читать далее
Книги ШИКО. Внеконкурс “Не боги горшки…” Елена Николаева (Тепляшина) – переводы
В скале над озером Морске-Око среди горных сосен скрыта пещера, в которую если кто отважится войти, то найдет огромные сокровища. Туда ведет крутая узкая лестница, на каждом повороте нужно зажигать огонь, пока не придешь в некоторое просторное место. В том месте явятся яркие огни – но касаться их нельзя, и послышится голос, который запрещает трогать рассыпанные вокруг сокровища; дальше посреди пещеры ссорятся три монаха; каждому из них следует поклониться особо, а потом брать сокровищ столько, сколько за один раз можно отрубить топором; если кто в чем ошибется – тотчас же погибнет.
(пер. с польск. vattukvinnan)
Книги ШИКО. Внеконкурс “Не боги горшки…” Елена Николаева (Тепляшина) — переводы
Шатрыя – гора, может быть, самая высокая в Жмуди. Народ рассказывает, что с ее вершины видно двенадцать костелов. Здесь, по преданию, могила Яутериты, жены великана Алеиза; сюда в канун Иванова дня слетаются со всего края на шабаш ведьмы.
Один молодой батрак, желая узнать, что делается на этой горе, в ночь на святого Ивана отправился на ведьмовской шабаш. Он нашел там множество женщин и мужчин, разодетых на немецкий манер, в шляпах, из которых торчали огромные рога. Играла чудесная музыка, вино и водка лились рекой, и все общество плясало до упаду.
Читать далее
Стив Сем-Сандберг. Отдайте мне ваших детей!
К этой книге и наш портал имеет некоторое отношение, потому что автор перевода Елена Николаева неоднократно публиковалась на Книгозавре.
Мы представляем рецензию Евгении Риц для сайта «Букник», заметку о книге от издательства
 
|
В этой книге рассказывается о еврейском гетто, созданном нацистами в польском городе Лодзь, о Мордехае Хаиме Румковском, который возглавлял юденрат, орган еврейского якобы самоуправления гетто, и о повседневной жизни в гетто. Румковский был крайне противоречивой фигурой — “отец гетто”, сначала отвечавший за все, потом лишившийся всякой возможности влиять на события, казнивший и миловавший, строивший школы и приюты и подавлявший забастовки, которого многие считают предателем и слепым орудием в руках немцев, но который разделил с жителями гетто их судьбу до конца, был депортирован в Освенцим и погиб со всей семьей.
Читать далее