О. Лукас «Поребрик из бордюрного камня»;
М., «Комильфо», 2010
В 1811 году князь Вяземский сравнил две российские столицы в стихах. Два века спустя москвичка питерских кровей Ольга Лукас проделала то же самое, но в прозе. Книга «Поребрик из бордюрного камня» возникла из пятидесяти постов в «Живом журнале», а потом все тем же жэжэшным ветром ее занесло в лонг-лист «Нацбеста». Кабы не последний казус, толковать здесь было бы и вовсе не о чем: мало ли у нас издают сетевых однодневок? И сколько их упало в эту бездну?..
Запоздалая, но необходимая преамбула: сетература и литература, как говорят в Одессе, – две большие разницы. Женские интернет-побасенки в большинстве своем состоят из эпитафий безвременно утраченной невинности и глубокомысленных рассуждений на тему «все мужики – козлы». Выглядеть лучом света в этом темном царстве – невелик труд. Но издание сетевого опуса на бумаге, как правило, равносильно смертному приговору. Ибо в литературе и конкуренты сильнее, и критерии жестче. А номинация на «Нацбест» – и вовсе отягчающее обстоятельство, поскольку обязывает судить текст без скидки на врожденную дистрофию.
Вернемся, однако, к «Поребрику…». Тематически книга восходит к упомянутой пиесе Вяземского, стилистически – к «Жизни хронопов и фамов» Кортасара. Анамнез, надо сказать, не самый худший. Посмотрим, однако, во что оно вылилось.
«Как на Неве, / Так и в Москве», – заметил его сиятельство Петр Андреевич. Воистину, разница между двумя столицами чисто климатическая да еще отчасти диалектная. Ну, говорят москвичи «бордюр» и «подъезд», а питерцы «поребрик» и «парадное»… Этому эпохальному открытию г-жа авторесса отвела полторы страницы текста. Далее запас различий бесповоротно истощается, и Лукас принимается высасывать их из пальца. И проделывает это с грацией пожилой слонихи, украшая громоздкое многословие беззубыми, аншлаговской выделки, остротами. Вроде этих:
«Если, скажем, москвич приезжает в Петербург, он сразу заболевает насморком. Потому что ему кажется, что кругом очень мокро. Москвич спит на сырых простынях, укрывается сырым одеялом, вытирает лицо сырым полотенцем, пьет сырую воду, ест сырые завтраки, пока, наконец, в одно прекрасное полнолунье не приходят сырые болотные черти и не утаскивают его с собой. Они немножко мучают москвича и обидно над ним шутят, но потом отпускают… Когда питерец приезжает в Москву, ему наоборот становится очень сухо и он заболевает кашлем. У него сохнут волосы, сохнет кожа, чай, поставленный около компьютера, высыхает за 2 дня, и сам питерец тоже сохнет, чахнет, но сдохнуть ему не дают, так как из недр земли в самое темное новолуние вылезают страшные Сушеные Рыбы, глумятся над питерцем три дня и три ночи в заброшенном сухом бассейне, а затем выпускают, и ему уже не кажется, что все вокруг сухое и ломкое. Это значит, что он теперь стал москвичом и мэр Лужков может смело ставить ему в паспорт штамп о прописке».
Сам собой приходит на память фольклор: «”Василий Иваныч, рассказать анекдот?” – “Да ну на фиг, Петька, у тебя все анекдоты про русского с татарином”. – “Не, этот про негров. Встретились, значит, два негра – русский и татарин…”» Как раз наш случай: в «Поребрике…» все вертится вокруг надуманной антитезы «Москва – Питер», и повествование закономерно топчется на одном месте: москвич такой, а питерец этакий. Однообразие приемов и монотонность интонаций дают в сумме стойкую зевоту.
Чтобы хоть как-то растормошить коматозный текст, О.Л. постоянно вынуждает героев разыгрывать незамысловатые клоунады в духе анекдотов про тещу. То отправит петербурженку на свидание в бабушкиных ботах и маминой стройотрядовской куртке. То заставит питерца очищать двор от снега обувным рожком. То прикажет москвичу прятаться от дождя в персональном батискафе. Если кто не понял, – юмор у нас такой, на зависть Петросяну и Степаненко. Не ясно лишь одно: где смеяться-то? Поднимите мне веки: не вижу-у…
Раз уж к слову пришлось: эстрадная миниатюра стоит на двух китах – краткости и актерском мастерстве. Упражнения Лукас в жанре stand-up comedy разверстаны на три с лишним авторских листа, а отыгрыш здесь заменяют скверного качества карикатуры a la Бильжо. Потому читать «Поребрик…» можно лишь фрагментарно, с двухчасовыми перерывами на чай, сигареты и телевизор.
Впрочем, и это не главная претензия. Кортасаровские притчи о фамах и хронопах иллюстрировали вечную дилемму «быть или иметь». Какой такой философский смысл Лукас закладывала в свой опус, – право слово, непонятно. Тем паче, князь Вяземский еще 200 лет назад выяснил, что различия между столицами весьма условны. Пространство и время в России, изволите видеть, мало что значат. Москва или Питер, Воркута или Магадан, XIX век или XXI – все едино: «Здесь вор в звезде, / Монах в пизде, / Осёл в суде, / Дурак везде». А коли так, – зачем же огород городить?
Но поймите, какой бред вы написали. Я понимаю, что есть люди, которые живут тематикой — есть Россия и есть Москва. А в этом — серьезный упадок культуры, яркое проявление отсталости и русского феодализма. Если книга не интересная, московность и питерность ее не обелят. Глупый снобский комментарий некоего московского провинциала не стоит и копейки.
Да не. Книга ацтой жоский.
Данная рецензия не стоит ровным счетом ничего, и лишь показывает, что автор никогда не жил в обоих городах. У любого, кто часто ездит между столицами серия этих книг Ольги Луказ вызовет естественную и добрую улыбку. Мне чихать, какими стилистическими приемами она пользуется — я искренне и по-доброму смеюсь над описанными ситуациями и особенностями характеров Питерца и Москвича. Потому что в неутрированном виде описанные явления имеют место быть.