Элтон Иван. Антология поэзии Безрыбья. Ксения Букша

Я выбросил из головы все впечатления, которые словно грибы, наросли на сознании в ходе прочтения «Завода», ибо это есть правило. Идет дождь – есть вода. Не идет – нет воды. Море – соль. Земля – твердь. Лес – зверь. Современная проза – грибы ума. При чем, паразитические. Ну и наконец, стихи. Наша, русская поэзия 21-го века, что это? Никто не знает. Сами деятели жанра, что ищут они? Теплых мест? Грантов? Похвалы? Да, тут всегда важна сама система, а именно – мотив. Если автор лишен таланта в литературе, но успешно отыскивает лазейки в плане продвижения, значит, он все-таки талантлив. Талант просачивания, проструения, проталкивания – разве этого мало? А иногда оно идет само собой – ибо все в мире есть винтики. Все это пока идет в качестве интермедии. Пора переходить к нашей поэтессе.

Начнем с фимиама от Быкова (Из Википедии):

Дмитрий Быков, 2013:

« Ксения Букша кажется мне лучшим из поэтов своего поколения, но знают её больше как прозаика: в семнадцать лет, опубликовав первую повесть «Эрнст и Анна» и удостоившись одобрения Александра Житинского, она написала с тех пор около десятка романов и повестей плюс отличный сборник рассказов «Мы живём неправильно». Самой большой её прозаической удачей мне представлялась повесть «Тридцать лет и три года» — наверное, если бы Хлебников писал фантастику, у него получилось бы что-то похожее. «Алёнка-партизанка» и «Жизнь господина Хашим Мансурова» подтвердили её способность сочинять настоящую социальную, а пожалуй, даже и политическую прозу — что не мешает её романам быть свободными, гротескными, а то и просто сюрреалистическими. Но ведь и жизнь такая. Букша удивительно самостоятельна, отважна и умна. Экономическое образование помогает ей видеть мир трезво и внятно, а врождённый поэтический дар преобразует все эти догадки о механизмах постсоветского мироустройства в цветущую и радостную прозу, органичную, как у счастливых русских утопистов двадцатых годов»

Итак, лучший поэт своего поколения. Поехали.

 

Девочка юго-восточная

ролики белые

плохо катается, но грациозно

на ней леопардовые штанцы

черная мини-юбка

и кофточка розово-стразовая.

Девочка очень милая

мелкая третьеклассница

или крупная второклассница.

Катается неуверенно

но в катании

помогает ей шарфик газовый и цветной.

Шарфик весь в цветах и бутонах.

Она:

-то руки расставит, и шарфик парит

-то руки поднимет — и шарфик летит

(а ветер сегодня деревья клонит, сирени треплет

и тучи гонит и в проводах и в полях гудит)

-то она шарфик полупрозрачный

намотает себе на лицо

и едет сквозь шарфик, сквозь облако глядя

как сквозь сирень

и ей кажется мир

более разноцветным, приглушенным, туманным

больше он обещает и меньше значит

-а то она руки вытянет прямо перед собой

и шарфик становится парусом!

Так едет девочка юго-восточная

на роликах белых и очень дешевых

и шарфик трепещет и волосы вьются

и ветер поверх и кипят

на Квадрате кусты.

 

И едем дальше

 

человек на Сенной продает сфинкса

не кота — настоящего

чёрно-золотого

говорящего страшными намеками

короче, сделан он из папье-маше

нарезан кусочками из сканвордов

и клей заварен на стекле

на огне на небе на белом в чёрной пробочке

из-под кваса.

 

Продаёт-продает человек сфинкса

сфинкс продает-продает человека

подхожу и спрашиваю: почем отдашь?

Человек говорит: «за восемь, но могу слупить и десять»

сфинкс открывает рот (затыкаю уши, мало ли

чего я в беспамятстве тоже творила — чего он мне скажет)

небо уж больно белое и голубое

слишком уж оно холодное и золотое

и размазаны по нему золотые сливки

детский центр, говорит человек, заказал мне сфинкса

там, загадки, и чтоб глаза замыкались электрической цепью

вот так, а потом сфинкс стал возвратный

бешеный он у вас, говорят, и черный

отдам и за восемь, могу и за четыре

а минутами, поверите ли, готов и за пучок редиски

как цепной, стою тут при нём (в наушниках, конечно)

знаете, быть художником очень трудно

сам себе ты и портрет и касса

сам себе ты и цвет и линия

вот кому он меня продаст и зачем терплю я

эти воды скажите (цепляется) о уведите

 

И дальше, и дальше

 

Кипит под пробочкой пробирка,

а в ней гроза и ледоход

в ней море синее пылает

как чудотворный сильный газ

там реки темные ветвятся

дождём по яркому стеклу

одно лишь жаль, что я снаружи

другое жаль, что ты внутри

 

Здесь можно поговорить о потоке разума. Что он, для чего, с чем его едят, и вообще – едят ли? Но хотя современная русская действительность, потрескивающая от духовных скреп (эх, крепко скрепы-то скрепляют), он, поток как метод, всецело во власти этой странной темы. Поэзию мы можем и открутить отсюда. Но можем и не откручивать. И здесь нужно задать вопрос, такой же русский, как и все прочие рассуждения: если стихи пишутся для самовыражения, разве это плохо? Но если они не так уж выразимы, то стоит ли их запихивать другим, и преподносить на некой абстрактной русский тарелке? На деле, система дает один и тот же отклик на ваш сигнал. Скрепы вроде бы еще скрипят, но уже наблюдается клюфт, и твердь шатается – ибо все есть фейк, и все герои сделаны даже не из картона. Это касается и общего литературного эгрегора. Слепили горбатого, и ладно. Пипол не хавает. Он просто обтекает.

 

помнишь, память, чёрный вечер,

как жжёный сахар,

помнишь дождь?

Теперь такой же чёрный вечер,

и вроде бы такой же дождь.

Но ты уже забыла помнить,

Идёшь счастливая вперёд,

вдыхаешь дождь блескучий, разноцветный,

и всё под темнотой кипит, цветёт,

а между тем ты, впрочем, помнишь…

Вот здесь, у чёрного забора,

где вихри, просеки дождя.

Вот здесь была тогда черта,

перед которой — за которой —

Тогда была твоя душа.

И здесь росли её цветы,

с одним из коих — или с коим —

Я был знаком до темноты.

 

Все стихи взяты со страницы соцсети «Вконтакте». Новые они, старые – я не знаю. Остается лишь догадываться.

 

нарисовал сто десять человечков

не ведая о том

что не нужны друг другу человечки

все разные притом

 

сто десять самых разных человечков

но одинаковых на вид

ведь разные крупинки даже в гречке

но нам-то что до их обид?

 

для нас они равно ничтожны и съедобны

и лишь количеством сильны

а человечки всё-таки свободны

но всё-таки равны

 

Ум и сердце

 

1

Ум против сердца жил однажды

немножко выше этажом

с ним обращался куртуазно

к нему стучался не с ножом

Потом не помнит он, что было

то ли огонь, то ли вода

Ему ведь сердце говорило,

а он не слушал никогда

 

2

Ум, он всегда против ума

бывает

А сердце мирится всегда

с самим собою

Вот оттого-то сердце

порою разрывает

а ум живёт, хотя он

и раздвоен

 

3

Есть в каждом сердце

маленький камень

неподатливое вещество

твёрдый комок, который не может растаять

и от огня самого

 

Но есть в каждом уме

в каждом уме есть

капля горечи такой

которая растворит

твой маленький камень

и воцарится покой

 

 

Здесь и будем заканчивать. Это была лучшая из поэтов своего поколения, Ксения Букша. Но можно еще поразмышлять: сколько денег берет Быков за похвальбу? Должен же брать что-то? А почему нет? Что тут такого? Кушать же надо? Жизнь дорожает. Вес ума растет, требуя все большего числа углеродов и прочих наполнителей. Новые поэты будоражат русский мир своими рифмами, безрифмием, типичными интеллигентскими фамилиями с заранее прикрученным указателем в сторону ареалов кормления, и, как и прежде – всевозможными шорами (туманом, газком, даже так можно сказать в свете нашей реальности) от хвалителей. Ну конечно, не только Быков. Тут все заодно. В литколхозах обычно все за.

 

Закончим на оценках:

 

1) Общая оценка 3.0

2) Длительность 2.2

3) Муторность  8.6

4) Наличие зерна 1.0

5) Начальное впечатление 1.0

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *