Закрываю последнюю (из доступных на русском) книжку Фред Варгас. Печалюсь. И радуюсь — в запасе появился еще один неодноразовый автор. Буду перечитывать. И сразу начинаю думать — почему именно она?

Поначалу здесь планировался пассаж про разницу между английским и не слишком мной любимым французским (Варгас — француженка) детективом. Затем мысль неотвратимо перепрыгнула на детективное «вчера» и «сегодня». Скупой минимализм, в котором столь блистательна была великая леди Агата, нынче разработан, отработан и переработан настолько, приемы и сюжетные повороты изучены и расклассифицированы так, что на одной лишь детективной интриге современный автор далеко не уедет. Поэтому сегодня детектив — это не только логическая загадка (примат, которой, впрочем, неотменим, она — фундамент, без которого детектива вообще нет), но и «еще что-то». Внутреннее пространство детективного романа углубляется, расширяется… и нередко, увы, расползается. Вплоть до того, что детектив в этом расширенном пространстве остается лишь связующим сюжетным клеем. И какая, в таком случае, разница между детективом и историческим (или любовным, или семейно-бытописательским) романом? Кстати, это «расползание» очень заметно у Филлис Дороти Джеймс, регулярно и не слишком заслуженно именуемой «современной Агатой Кристи». ФДД — прекрасный автор, кто бы спорил. И детективная основа у нее всегда крепкая. Но пейзажные, бытописательные и прочие вишенки лично у меня пробуждают желание пролистнуть (ау, где же сам торт?). Не то чтобы их настолько много, но (сугубое ИМХО!) скучновато как-то.
Наверное, дело не в том, что автор добавляет к детективному каркасу, а — как он это делает.
Читать далее →

(чтение Елены Колчак)

L’homme aux cercles bleus

Матильда достала блокнот и сделала следующую запись: «Типу, что сидит слева, на меня абсолютно наплевать».
Она отхлебнула пива и бросила быстрый взгляд на соседа, крупного мужчину, добрых десять минут барабанившего пальцами по столу.
Она вновь открыла блокнот: «Он уселся так близко от меня, словно мы знакомы, хотя я никогда его прежде не видела. Совершенно уверена, что не видела. Об этом типе в черных очках нельзя сказать ничего особенного. Я сижу на террасе кафе «Сен-Жак», мне принесли кружку пива. Пью. Я полностью сосредоточилась на этом самом пиве. Больше в голову ничего не приходит».
Сосед Матильды продолжал барабанить по столу.
— С вами что-то случилось? — спросила она.
Голос у Матильды был низкий и хрипловатый.
Мужчина подумал, что это голос женщины, которая курит не переставая с утра до ночи.
— В общем, нет. А что? — поинтересовался он.
— Да, знаете ли, ваша барабанная дробь меня нервирует. Сегодня меня всё выводит из себя.
Матильда допила пиво. Оно показалось ей пресным — типичный воскресный вкус. Матильда называла это «болезнью седьмого дня», и ей казалось, что она подвержена этому весьма распространенному недугу больше, чем какому-либо другому.
— Вам лет пятьдесят, насколько я могу судить, — произнес человек, не отодвигаясь от неё.
— Возможно, — ответила Матильда.
Она была сбита с толку. Что этот тип к ней привязался? Всего лишь секунду назад она заметила, как ветер сдувает струйку фонтана, что напротив кафе, и вода стекает по руке статуи ангела, стоящей внизу: возможно, именно такое мгновение может подарить ощущение вечности. А этот тип сейчас как раз портил ей единственное мгновение вечности за весь седьмой день.
Читать далее →