Дженни Перова. Книжный червь
Awesome bookworms
A discussion on Twitter on the topic of “bookworms” — beetle larvae that tunnel through the paper and parchment pages of old books — reminded me just how common their damage is in medieval books. Diving into my database of medieval images I was also struck by the variety of damage: some holes are tiny, others big; some are alone on the page, others are accompanied by dozens others; some holes stop after a few pages, some dig deep into the heart of the book. A hole on the page may even be used for a funny drawing, like the image of the sad face whose eye is a hole. Above all, looking at these images made me realize that a page pierced by hungry larvae can also be quite beautiful. Enjoy!
Pics: Chicago University Library, MS 102 (bookbinding, inside), Liverpool, University Library, MS F.3.13 (bookbinding, outside), Monte Cassino (big hole near heart of page), Arabic manuscript (Balamand, Lebanon), Dubrovnik archives (close-up of hole, sent to me by @EmirOFlipovic), St Gall, Stiftsbibliothek, MS 14 (hole for an eye).
This is what my information preservation professor likes to refer to as “the work of biological agents.”
What was so especially delicious about that top book?
http://uispeccoll.tumblr.com/post/61694197399/hjaxon1701-erikkwakkel-awesome-bookworms-a
Ovidy. Вирджиния Вулф и Трагедия вечной женственности. (По роману «На маяк»)
(По роману «На маяк»)
…только рассматривая произведения, можно обнаружить того, кто их создал, и, значит, произведения эти должны нести на себе его характер. Я должен признаться, что противоположное мнение кажется мне крайне опасным и очень близким к учению тех новаторов последнего времени, которые полагают, что красота вселенной и благость, какие мы приписываем деяниям Бога, суть лишь измышления людей, которые составляют представление о Боге по самим себе
По концентрации мыслей и чувств на квадратный сантиметр книжного листа Вирджиния Вулф превосходит многих и многих. Количество мыслеформ, обретших бумажную плоть, представляет собой бескрайнюю метаморфическую галерею человеческого подсознания, вырвавшегося наружу, посягнувшего на святая святых этого лучшего из миров и вырывающего человека из привычных времени и протяженности. Мгновения здесь длятся годами, а годы проносятся как мгновения. Путь на Маяк может быть бесконечно далек и бесконечно близок, и не всегда, вернее – никогда, это не зависит от человека. Об этом говорит нам Вирджиния Вулф устами всех своих героев, – каждого по-своему. Человек отнюдь не так уж могуществен, как ему хотелось бы. Его уму не хватает разумности, чтобы понять душу. Его душе не хватает добродетели, чтобы выбрать верный (не обязательно кратчайший) путь.
«Кто-то ошибся».
Елена Блонди. …И одно воскресенье
Рецензия на книгу Александра Рыборецкого «Второе воскресенье июля»
Сложилось так, что пока Александр Рыборецкий готовил к изданию книгу «Второе воскресенье июля», я дописывала роман «Судовая роль», который сама отнесла к жанру романчика, потому что был он задуман веселым чтивом для отдыха, — таким и получился.
И когда я открыла подаренную мне книгу, то не раз и не два думала, читая – как же хорошо, что я не начала читать ее раньше! Потому что написать свой «романчик», женщины в котором – жены моряков загранплавания, вооружившись знаниями о том, как это все было «с другой стороны», я бы не смогла. В легком чтиве прибавилось бы печальной растерянности точного знания.
Но хватит о себе, я дальше скажу уже о книге Александра, и вы поймете, к чему такое предисловие.
Саша мой земляк. Мы оба керчане, и вся наша жизнь связана с морем и морскими профессиями. Саша ходил в рейсы в составе научно-исследовательских групп от Азово-Черноморского НИИ Рыбного хозяйства и океанографии (сейчас это ЮгНИИРО – научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии южных морей) на судах научных и на «рыбаках», то есть промысловых судах. Или же на судах Югрыбпромразведки, которые определяли районы лова в мировом океане. Вплоть до самой Антарктиды.
Жены и дети оставались ждать их «на берегу».
Читать далее
Sivaja_cobyla. КАРТИНА СЛОВАМИ
Ночной цирк
Эрин Моргенштерн
Если случайно остановленного на улице человека попросить что-нибудь нарисовать, то в семидесяти процентах случаев он скажет, что не умеет рисовать. А вот если его же попросить что-то написать, он напишет, даже не задумываясь. Почему-то считается, что рисовать надо еще учиться, а уж писать можно, как только азбуку выучил. Похоже, так думает и автор «Ночного цирка» Эрин Моргенштерн. Хотя мне кажется, что было бы меньше ущерба для читателей и больше радости для зрителей, если бы она немного поучилась рисовать, чем кидалась бы описывать все, что представляет. В Эрин явно погибает художник, но не писатель. Да, он не погибает, потому как никогда и не жил.
Читать далее