Воскресное чтение. Мишель Уэльбек «Возможность острова»

(чтение Бориса Гусева)

Cover image

 

Антонио Муньосу Баллесте и его жене Нико,
без чьей дружеской поддержки и участия
эта книга никогда не была бы написана

 

Добро пожаловать в вечную жизнь, друзья мои.

Эта книга появилась на свет благодаря Харриет Вольф, немецкой журналистке, с которой я встречался в Берлине несколько лет назад. Перед началом интервью Харриет решила рассказать мне небольшую притчу. Она считала, что эта притча может служить символом ситуации, в которой я нахожусь как писатель.

Я стою в телефонной будке после конца света. Могу звонить куда хочу и сколько хочу. Неизвестно, выжил ли кто-нибудь ещё кроме меня или мои звонки — просто монологи сумасшедшего. Иногда звонок короткий, словно трубку сняли и бросили; иногда он длится долго, словно кто-то слушает меня с нечистым любопытством. Нет ни ночи, ни дня; у ситуации нет и не может быть конца.

Добро пожаловать в вечную жизнь, Харриет.

* * *

А кто из вас достоин вечной жизни?

* * *

Моя нынешняя инкарнация деградирует; думаю, долго она не протянет. Я знаю, что в следующей инкарнации вновь обрету своего товарища и спутника, пёсика по кличке Фокс.

Общество собаки благотворно, ибо её можно сделать счастливой; она нуждается в таких простых вещах, её «эго» так ограниченно… Возможно, в одну из предшествующих эпох женщины находились примерно в том же положении, что и домашние животные. Это была, наверное, какая-то уже недоступная нашему пониманию форма домотического счастья, связанного с совместным функционированием: удовольствие быть единым, отлаженным, функциональным организмом, предназначенным для выполнения дискретного ряда задач, а эти задачи, повторяясь, образовывали дискретный ряд дней. Все это исчезло, и те задачи тоже; собственно, перед нами не может стоять никаких целей. Радости человеческих существ для нас непостижимы; но и их беды нас не терзают. В наших ночах отсутствует трепет ужаса или экстаза; однако мы живём, мы движемся по жизни, без радостей, без тайн, и время для нас пролетает быстро.

* * *

В первый раз я встретил Марию22 на третьесортном испанском сервере; страница грузилась ужасно долго.

Усталость, причинённая
Мёртвым старым голландцем,
Сказывается не прежде,
Чем вернётся хозяин.

2711, 325104, 13375317, 452626. По указанному адресу мне открылось зрелище её вульвы — мерцающей, пиксельной, но странно реальной. Кто она была: живая, мёртвая или интермедийная? Скорее интермедийная, по-моему; но о таких вещах не говорят, это исключено.
Читать далее

Воскресное чтение. Борис Гусев «Отпуск (456 рассказов или четырёх-частный роман)», фрагменты

(Рассказ 46.2)

Всегда счастливое время вчера 60х40
Назывался «Николай Мясковский» эпиграф из книги Н. Радлова «Рисование с натуры»: «Десятки рабочих часов проводит учащийся протирая до дыр бумагу и зачерняя до блеска сапожной ваксы соседнее пятно в тщетных попытках вызвать сияние света. Попытки совершенно безнадёжные, ибо непосредственное эмоциональное воздействие белого и чёрного на бумаге настолько незначительно, что само по себе не может служить средством передачи освещённости объёма… Мне приходилось неоднократно убеждать учащихся в правильности этих указаний… несколькими прикосновениями резинки…» Как известно самыми исполняемыми в мире композиторами двадцатого века, являются: С. Прокофьев, И. Стравинский, Д. Шостакович и С. Рахманинов (именно в такой последовательности). И первому из них, Николай Яковлевич Мясковский, помогал советом в его работе. Впрочем, лучше зайти на сайт посвящённый композитору и прочитать статью Дмитрия Горбатова, чтобы понять масштаб (тем, кому он по каким-либо причинам ещё не понятен, без преувеличения, гения). Второй эпиграф, ещё цитата: «Однако я убеждён, что опера «Идиот» – одно из важнейших творческих достижений Мясковского, пусть даже ей суждено навеки остаться бесплотной сущностью; что симфонические сочинения композитора содержат немалое множество музыкальных фрагментов, ранее предназначенных для оперы; что Мясковский отнюдь не случайно сфокусировал свой творческий объектив на литературном герое по имени Лев Мышкин, поскольку сознавал его своим реальным этическим alter ego». В самом же рассказе:
«Четыре группы крови: первая, самая древняя — охотников, за ней вторая — земледельцев, следующая, третья — кочевников, потом самая молодая, полторы тысячи лет максимум, кровь-загадка, четвёртая группа, городских жителей или ремесленников. У Сталина была первая, у Кутузова вторая, у Ленина третья, а у Петра Великого — четвёртая. Как и резус, по видимому, тоже что-то значит…
…В каждой второй лунке отрытой в песке, среди моря песка, сидит и читает, хочет понять себя воздушная треска, но всегда ускользает, от главного, пойманная шторами рассвета оконными, перекрываем ей путь, мешаем свернуть, тропками балконными, — напевал про себя он…
Свечение в небе, через синее стекло самого идеального тона и цвета, да…»
Ну, а если совсем коротко, то рассказ не о самом великом композиторе двадцатого века, уровня Иоганна Себастьяна Баха, а о том, как некто по дороге на пруд (на рыбалку) познакомился с одной тётенькой и завис у неё, надолго.

***
Читать далее