Воскресное чтение. Сергей Рок, два рассказа

НОВЫЙ ГОД

Вот и Новый год. Вот и Новый кот. И много людей — и кот на окне.
Я не разговариваю. Я не умею. У меня не работает эта функция. Всю жизнь я печатаю ногами, делая вид — что я такой важный, такой… Ну, подберите слова за меня — серьезный, брутальный, какой-нибудь еще.
— Привет, — говорю я Наташе.
Это ж время такое. Кривоэкранное, с надеждой. Вот сейчас — бу-у-у-у-ум — один выстрел — все высыпать, все выкинуть, все биржи — в окна, как стекло. Но об это уж говорят давно, а поэтому и ничего нового. Люди на втором этаже — все сплошь растения.
Нет, я знаю, что они хорошие, я несу это понимание сам в себе. Мне даже сказать нечего. Я не говорю. Но, печатая ногами, я могу кому-нибудь об этом сказать.
Я мечтаю о том, что у меня может быть…. Черт… Баба…
Мы ведь далеко. Нет, я какое-то время назад не жил здесь — но какая разница — ведь невероятное тепло — мышления, трения мысли о мысль.
Виталий. Водитель. И голос его громок. А мой голос тоже громок. Нет, его никто не слышал. И не услышит. Я ж не виноват, что я не умею говорить?
У кого спросить?
Я бога я не верю — зачем у него спрашивать.
А и всё. И проехали. А один раз в Интернете я ездил на разборки. Говорю пацанам:
-Слы, знаешь, что будет?
Читать далее

Воскресное чтение. Наталия Черных «Твоя любовь», стихи 2012 года

ТВОЯ ЛЮБОВЬ
элегия

…на каком языке на эльфийском
объясняться… то весел, то грустен — яркий, с ничего не стоящего свидания…
…ничего? Но это свидание ты — кто бы ни был на другой чаше весов…

…Почему такое злое лицо, когда готовишь ей пищу? Думаешь о другом?…

…что сказала — Господи мой, Ты дал хлеб — не осуждать; Ты дал пить —
если кто видит грех, то грех в нём. Значит, виновна в грехе, потому что вижу его.

Верю-верую, когда ничего не останется в мире, перед Вторым Пришествием,
ни еды, ни воды,
останется твой смешок, твой голос, когда приходил со свиданья…
какое там было свиданье —
ели и пили невкусно, дорого, плата за обстановку; тёплые икры и тёплый животик, а больше и нет ничего.

Как ты трепещещь-паришь, когда поднимается чувство,
когда твой единственный ливень, буран-ураган ходит по дому!

Дом наш - не из материи, иначе бы он рассыпался на биллионы мезочастиц
от всплесков твоих длинных рук.
От них излученье такое, что всем онкологическим встать под него, как под иконы - бесплатная химиотерапия!

Ты бываешь иконой - исходящей влагой иконой. ...твоя противофаза.
То, чтобы вышло твоё излученье,
ну и что - не она. ...- а ты светишься так, что вижу и могу описать.

Ты влюблён и готовишь ужин - конечно, на всех. Папуасам, и девам Ямайки достанется этой курицы с рисом,
чая, сахара, ложек и гусениц, весело смотрящих на нас и ходящих по потолку.

Стены в пятнах - готовишь без масла, на елее, которого нет среди влаг человека.
И шипит, и дымит - принесу ладан.

...ты заповеданный. Ты заповедный. Как глупо простое созвучье, как оно веселит! Улыбнись - ты же любишь!
А ты грустен. Вот грусть, вот любовь - прополаскаю с малиновым уксусом. Достану из барабана бельё.
Чтобы чисто и ясно, и солнечный день в сентябре. И река,
и ты приближаешь буквы к глазам, ты читаешь
сообщения из мира нежности...

...ты неправильно вечно влюблённый...
на каком языке гесперийском
так стыдно-неловко...

Как люблю, что ты любишь - но поговори, улыбнись...

КОЛИБРИ

Думка пульсирует, думка порхает - не мотыльком,
не бабочкой растревоженной,
не насекомым, а теплокровным - порхает колибри вокруг мобильного телефона.
Всего-то думы - меньше ладошки, а тельце - тело - иззябло, дрожит.
Как бы ему быть чуток побольше - все чужие отгоняло бы звуки:
и дрель, и мяу кошки одинокой - а было бы все как вечерний колокольчик.
Как колокольчик тёплый и лёгкий; как колокольчик, чуть талый, снежный,
серебряный и хрустальный, милый - а в душе развяжется узел,
который ты завязал держишь (а я тебе помогаю –
так что сказать нельзя, кто первый связал тот узел).
Лови, лови - летят колокольцы,
цветные птички размером с ноготь (лицом к лицу,
правый чуть больше). Им хватит и одного слоя лака -
не страдать от мороза и зноя.

А на любое яркое слово найдётся платок размером с зависть,
на любой рот, открытый к еде-надежде, найдётся пощёчина.
Молчать невозможно. Что ни скажешь - всё наизнанку.

Мои колокольцы, мои колокольцы...

Сердце растерянно смотрит, как в магазине:
надо и розу, и от пигментов, и мыло,
и запах, и - волосы расчесать, и платье -

в котором лежать, уже не вставая...

Сердце растеряно: в нём и нежность, и страх, и...
дарами завалено, замолкает.

Ночь опускается незаметно. Ты любишь - тебя не любят.

Что ночь - лампада и колокольцы,
безмятежные, золотые...
Колибри бессловестной молитвы
...
любишь Его? Говорить с Ним будешь?

БАЛЛАДА

... а ты лучше всех, каков бы ни был -
теряю тебя человеком,
и пусть...

...ты как бог...

теряю тебя человеком - и не потеряю
никогда...

Сэр Бродерик Хаммерсворт, Бродерик Хаммерсворт -
как вам - в дожде на ночной дороге...

...у дома вашего друга Лэнса Хуллигэна...

...а вы пели в церковном хоре
белокурыми школьниками.

И Гвени Донхестер пела,
и Лиддли Донован пел...

как много стрелок и граффити,
как много стрелок и граффити,
железнодорожных стрелок...

...я ждала тебя - как я ждала тебя...
...что - и как свет - во мне расслоилась...

Мисс Кони Джейн Хэзлвит,
песни - обычное дело,
удивляться - обычное дело.

Давайте - о рыбе и о картошке,
давайте - о чае и свежей газете...
...

Кто сказал тебе, что это есть то, а то, к сожалению, это?
Неправда. Не слушай - но я лишь хочу, чтобы ты сам,
не превращаясь в наш сельский забор...

... Кони, если ты что-то не любишь из моего,
ты не любишь меня...

Да, но если я не люблю - то не любишь и ты...

...я писала бы письма тебе, когда нет тебя...
и не будет...

...
Он всё же доехал и остался на удивление жив.
Но крышу несчастную рвёт вдруг проснувшийся ветер,
рвёт крышу из рук
утомлённого разума.

- Кони, ах, Кони, какое несчастье,
что Леди Шалот вечно молода и прекрасна,
а мы с тобой слишком податливы снегу и жару.

Ей изменил Ланселот, как и нам изменили
(что? старая добрая Англия? родина?
мне твоя родинка не изменит)
...

...мне не изменит твой голос, когда говорит моё имя...

Сэр Бродерик, подавайте на стол всё, что есть.
Портвейн сохранился от девяностых,
картошка и нынешняя хороша.

Так мило и грустно,
как мило и грустно...

... Кони, не бойся людей... Пой...
Да где теперь Лэнси... Несчастное имя...
Где Гвенни и Лддли...

Ты славно поёшь. Я не знал, что ты славно поёшь.

ЗАМОК
элегическая ода

Люблю пафос. Но больше люблю тишину.

В полутревоге - на новом и в старом - нехотя просыпаясь,
востребованно - из груди выпрыгивает кот –
пружиной в этом старом, ещё с кленовыми краями...
...
штофом обитом, прокуренном, невыносимом

- как неофициальная культура, -

диване...
...
как длинные стихи, как поспешный альбом художника Зверева с лошадями
(хотела бы так лошадей рисовать)
...

Вихрем - вопль напуганной когда-то гостем собаки, чёрной собаки...
...

…здесь замок, чудесный замок - трудный, тёплый,
воздух висит дирижаблем,
алюминий, шорох бумаги
...
сны матери и отца,
волшебные руки серебристо-пепельной краски - линии-руки
...
хозяин - принц;
...
просыпаясь - разворачивается во всю стену
копия её портрета
в маленьком чёрном платье и с медной солнечной чёлкой.
...

нет ни официоза, ни неофициоза...

...путешественник, есть портеты и куклы,
ходящие во время сна - кто здесь - вязаными или лоскутными стопочками.
На их щеках из папье-маше - тени листьев, тени эльфийских листьев...
...
здесь книги и множество тонких инструментов,
здесь глубина, в которой сжимается котёнком страх
(а поутру прыгал котом)
...
есть ощущение прикосновения, без соматической этой досады,
но... так руки встречаются и глаза, так фея снова пришла -
а считали, что фея сгорела
...
замок. принц. офелия
...
собака из песен и старых стихов
...
как быть с этим. Разве фантазия Грина и Эдгара По
могла предложить подобный мир,
где шприцы и кисти готовы как мушкетёрские шпаги
...

но я люблю пафос. Больше люблю тишину.
И неловко дыханья в этой комнате спящей
...
кто здесь, кроме меня?
здесь есть кто-то, кроме меня
...
...

КАПИТАН

Что есть, кроме вымышленных имён и небольшого количества денег -
хотелось бы знать,
кроме деревьев, кроме деревьев.

Синьор Портаксано, синьор Портаксано,
говорит Джильда Рубин, Сильвия Мердок,

Гаспар Кандид и Уэзерли Конрой -
шум, старой плёнкой, волны, остров.

Все мы приплыли. Осталось немного.
Если скажу, что не боюсь страха -
не совру, а мне не поверят.

Перемещаемся с места на место так быстро,
так быстро - перемещаемся с места на место,

что кажется,
спешим -

спасаться, спасаться.

СТАНСЫ

Теченье судьбы – ожидание сына.
При рождении светлый хвостик поманит,
потом – с первым плачем - и мозг разветвился, и кудри его.

Понемногу, с влюблённостью, в судьбы приходят ладони и пальцы,
Стопы, нежная кожа их. А если свыше – то губы и рот,
А потом – неожиданно - появляется мама,
первое: жить не могу.

Мама! Или просто Она? То прекрасная, то сонная вечно,
ищущая руками в полночь источники радиации, ладонями по стене,
в покинутой папой квартире - во чреве новых домов
(мы с вами не спим).

В сорок плод уже точно готов, но ему ещё надо поплавать,
увидать, рассмотреть. За шестьдесят - он учится ходить.

К семидесяти наступят роды.
Так ночью кошка ложится на грудь.

Вот и мама под венчиком в узкой постели, всё белое, бело,
А светящийся новый человек делает первый шаг,
Его кожа атласна, он влюблён, он прекрасен и молод.

И будто нет памяти, как были спелёнуты ручки младенца,
Как слюни его доставали до пяток,
Как было беспомощно и риторично всю жизнь.