Вилки улочек отогнали меня от Мальтийской площади. Штрык-штрык – они искололи меня и остались позади, а я помчался по Уезду к пивной «У Швейка». Мой друг Марек однажды показывал раны на ягодицах. Он говорил, что это случилось в лабиринте около Кампы: кармелитка: мальтийка и чертовка зверски набросились на него с вилками. Ещё он говорил, что потерял время на Харантовой. Мы думали, что он имеет в виду часы, поэтому собирались подарить ему новые, но он действительно остался в прошлом.
Сегодня со мной случилось то же самое. Я перенес серию уколов, и от меня убежало время. А между тем Марек ожидал меня в пивной «У Швейка», а я не был красивой девушкой, чтобы ждать меня до бесконечности. Моего приятеля мог удержать там только бог Гамбринус или сардельки «Утопленники» с луком и пивным сыром. На последних я рассчитывал особенно.
Ещё можно было надеяться на писателя Франца Кафку, но это было совсем уже из разряда фантастики.
— Карел, — сказал он мне по телефону, – это невероятно, но я пил сегодня с Кафкой «У Швейка». Он отрицал все на свете, как будто не учился в школе. И называл себя каким-то Сухопареком, только подумать. Но это был вылитый Кафка: его мысли росли не из корней своих, и он готов был вычеркнуть большую часть сказанного… Карел, дружище, ты просто обязан посмотреть на него.
Был следующий день, и я влетел в пивную с часовым опозданием.
Вопреки моим опасениям, Марек ещё не ушел – порядком захмелев от пльзеня, он слушал байки мужиков, обсевших его со всех сторон.
— Пан Карел, — пьяно крикнул он, увидев меня в дверях, — сколько лет, сколько зим!
Мужики подвинулись, я сел на теплую скамейку.
— Дванацку, — сказал я официанту, и через мгновение охладил свое нутро любимым пивом.
— Знакомься, Карел, — сказал Марек и перечислил имена соседей. – А это Кафка, — он ткнул пальцем в грудь невзрачного молодого человека. Тот застонал, как грешник в аду.
— Сухопарек, — отозвался Кафка, но руки не подал.
Он не только не был похож на знаменитого писателя, но и вообще на человека. Мне он напоминал жука, посаженного на попа. Он трогал шмелиное лицо с грацией насекомого и негодующе жужжал, глядя в полупустой бокал.
Прислушавшись, я понял, почему мужики дорожат тишиной. То, что я принял за жужжание, оказалось рассказом Кафки.
— … они решили подняться наверх на мне, хотя обычно ходили туда пешком. Страх засел в их душах. Люди вокруг них тоже чувствовали подобное, но никто — настолько остро. Эта парочка понравилась мне с первого взгляда. Носатый Карел и скуластый Марек, в каждом был огонек, и я не хотел, чтобы тьма, которая накатывалась на город, погасила их. Толпа на станции гасла, подобно свечам на ветру, но эти двое держались до последнего. Я уже видел в темноте клыки и когти. Болотный Йожин собственной персоной. Пора было действовать. Я распахнул свои двери, и Карел с Мареком зашли в кабинку. Больше мне никто не был нужен, я резво тронулся вверх, подальше отсюда…
Я заказал ещё пльзеня, которое все больше размывало стены пивной.
— … на станции стали раздаваться крики, — продолжал Сухопарек, — Йожин поедал людей. Я мог спасти всех, но не захотел. Никто не был столь прекрасным как Марек. Или хотя бы как Карел. Однажды я вез девушку, она могла быть сестрой Марека, но внутри у неё чего-то недоставало. Она мне нравилась далеко не полностью. Преклоняясь перед сильными, она могла обидеть слабого. И в противовес нежности рук, её ноги жестоко растаптывали каждого жучка. Карел и Марек были другими. Они настолько любили фуникулеры, что предпочитали не утруждать их. Никогда у меня не было таких пассажиров, поэтому я не мог оторвать от них взгляда. И когда я остановился, в окна заглянул незнакомый лес. О горе мне: я завез их не туда!
— Кафка, — сказал я, выдержав паузу, — куда он девался?
— Он завез нас не туда, — засмеялся Марек. – Вот жук!
Пиво попросилось наружу, я подошел к двери, но не смог открыть её. Лишь сейчас я понял, где мы — фуникулер поднимал нас на Петршин.