Я не могу сказать, что совсем не в теме, но и при определенном стечении обстоятельств, могу заявить, что ВХУТЕМАС – это красивое латышское имя. Поэтому, чтение книги Антона Успенского «Между авангардом и соцреализмом. Из истории советской живописи 1920-1930-х годов» было для меня неоднозначным. С одной стороны, я с головой нырнул в интересную и плохо известную мне тему, с другой, нет-нет, но то тут то там, встречал знакомые имена, картины, и не чувствовал себя полностью потерянным.

Искусствовед Успенский взялся рассказать об удивительной эпохе советской живописи, которая продлилась недолго. Работы художников, которым посвящена книга, он определяет, как «неполярное искусство». «Определеить характеристики этого пространства возможно (допуская естественную размытость его границ), если избежать двух полюсов – авангарда и соцреализма, то есть максимально отдалиться от социальных, литературных, политических, публицистических составляющих». Забегая вперед, все же, хочется отметить, что сильно отдалиться от полюсов – как этого хотелось бы в теории – в жизни, конечно, не получается. Однако направление идеи понятно. По большому счету концепцию «неполярного искусства» Успенский выдвигает во вступлении к книге и продолжает уже в заключении. Они, несомненно, очень интересны, но в своей краткой тезисной форме достаточно описывают и объясняют выбранную тему. Те же четыре главы, из которых и состоит книга, посвящены самому насущному – техникам, идеям, контексту, материалам и, конечно же, художникам и их работам (в книге порядка двух сотен иллюстраций).

Эта книга, одна из лучших, что я читал за последнее время. Не только потому, что ослепила меня открывшаяся Вселенная. Не только потому, что описываемая в ней эпоха и творцы трещат и горят ярким вольтом. А потому, что сама по себе книга эта такая, как она есть, великолепна.

Вся «пугающая» терминология и сложные конструкции остаются довольно скоро в самом начале. И вот читателя уже кружит хоровод выдающихся имен, историй, судеб художников и их работ. На каждой странице помещены иллюстрации, обратившись к которым ты продолжаешь текст уже визуально и с собственным впечатлением. Успенский пишет с азартом, стараясь рассказать так много, сколько он знает. Никого не забыть, поделиться из сокровищницы. При том, галерея персоналий не сливается в неразличимый карнавал. Наоборот, ты оказываешься в каком-то союзе, содружестве людей, объединенных временем и страстью к искусству, будто попадаешь в центр их взаимоотношений и взаимодействий (чему помогают постоянные ссылки друг на друга, которые удачно подобраны автором). Работа с цитатами вообще очень сильная сторона книги. Успенский подобрал их великое множество, таким образом, что эпоха оживает в прямой речи. Местами авторский текст служит лишь дополнительным или лирическим комментарием к чужим словам (но это, я хотел бы отметить, ничуть книгу не портит).

Цитатами в книге рисуются потрясающие по реализму портреты. Художник Милашевский говорит о красоте мгновения, которого больше никогда не будет и которое принадлежит именно тебе по всем параметрам: «Но если у бухгалтера не будет этого брюшка, если девица будет голенькая стоять в позе Рафаэля, а не в позе машинистки из Наркомторга, если у дерева не будет сломан сук на этом месте, то все не будет так особенно прекрасно». Елена Коровай дате синестезические определения цвету: «Надо как-то так писать, чтоб выходило, как очень сладкий немного кислый, до предела спелый плод – по краям прозрачный, пахнущий горячо и пряно». А архитектор Щусев иронично комментирует текст, который ему подготовили, и который он зачитывает на публичном собрании, как обличение. «В нашей стране полностью уничтожены трущобы». После этих слов Щусев задумался, снял очки и говорит: «Но зато появились коммунальные квартиры, а что хуже, я не знаю». Или же сами картины становятся искусствоведами – так, на обороте картины «Пейзаж с дирижаблем» Елены Нагаевской, выкрашена хроматическая таблица – художница отмечает значение теоретической базы нового искусства. Успенский же раздает точные и образные эпитеты: «Живопись, графика, скульптура были локальны и неповоротливы в сравнении с ритмом перенасыщенного адреналином времени».

Нельзя, к сожалению, оставить без внимания и страшную часть книги – галерею скорбных портретов художников, которые были свалены на подводу и прикрыты кровавой рогожей. Плеяда (а то и генерация) живописцев уничтожена, по подозрению в отказе в солидарности официальной идеологии. И на их примере, какими-то гротескными становятся рассуждения о свободе художественного высказывания. Намеки, которые кто-то из них позволили, или то, что за намеки было признано комиссиями – приговор. А после и рассуждать не хочется, что лучше: ссылка и расстрел или нищенское существование отверженного, когда твоими холстами покрывают машины, идущие на фронт. Тема эта в книге не акцентируется, почти не слышна в радостном хоре чистого искусства и восхищения им. Но как именно, как незаметный полутон, придает глубину и силу всей картине.

Несмотря на большое количество работ, каждая из которых достойна быть помещена на обложку, была выбрана картина Татьяны Купервассер – «В лодке». Какая-то инопланетная эта арбузная лодка – яркая, мякотная и сочная. Из нее на все полотно хлещет жизнь, все оживает. И это и есть та настоящая плоть, порожденная красками. Плоть живая и бессмертная (о чем в заключении скажет автор – «…не ослабевшие и не исчезнувшие (производные способны исчезнуть разве что вместе с самим предметом – искусством), то обнаруживаются необходимые для сообщения линии и каналы и авангард не видится «остановленным на бегу». […] Между идеальным и объективным – между тем, что трудно понять, и тем, что трудно заметить, – область, которую способна охватить живопись. Живопись, живущая в зазоре между невероятным и очевидным – в ареале обитания своего языка».

http://happybookyear.ru/anton-uspenskiy-mezhdu-avangardom-i-sotsrealizmom/