Sapronau. Печальная тема накануне праздника

Завтра у нас в Петербурге отмечают новый праздник, придуманный городскими властями: день Достоевского. Обещают много интересного. Флеш-моб Dostoevsky style, теплоходные и пешеходные экскурсии по местам жизни и деятельности самого Федора Михайловича и его персонажей, спектакли под открытым небом. Даже в метро, говорят, читают Достоевского по радио.

Даже не знаю, стоит ли пойти. У нас часто хорошие идеи опошляются безграмотным исполнением, поэтому очень не хочется разочароваться очередной раз. Лучше напишу в тему о новой книжке писателя Philippe Forest, изданной не так давно в Editions Cécile Defaut: «Le roman infanticide : Dostoievski, Faulkner, Camus : Essai sur la littérature et le deuil» — «Детоубийственный роман: Достоевский, Фолкнер, Камю. Литературно-траурное эссе» — примерно так я бы это перевел.

Трагическую тему — смерть ребенка — автор рассматривает на примере многих произведений, начиная от старинных сказаний и библейских сюжетов, продолжая Ницше и Жаком Деррида, и заканчивая Достоевским («Братья Карамазовы»), Фолкнером («Реквием по монахине») и Камю («Чума» и «Первый человек»). Он прослеживает взаимосвязь трех писателей, двое из которых пережили своих детей. К счастью, Камю не довелось испытать этой трагедии, но он сам был таковым «ребенком, предназначенным для смерти, призрак которой возвращается в каждом из его произведений». По мнению Филиппа Форе, романы этих трех великих писателей объединены, таким образом, «поэтикой траура», присущей каждому из них в равной мере и придающей их произведениям автобиографический характер.

Инкогнитов Петр. Литературное от безумного танкиста

О попытках поиска чтива в отдельных регионах этой страны и проблемах выбора в условиях жесткого дефицита времени.

Самая читающая страна, как принято у нас говорить, читает крайне неравномерно. Где-то читают много, где-то читают поменьше. То есть, есть некоторые регионы, где к чтению художественной литературы люди как-то не приучены и спокойно обходятся без этих глупостей.
Меня злая судьба как раз и занесла в один из таких регионов, не будем его тут упоминать. А самое смешное, что обитаю я не в региональном центре, а, как сейчас принято говорить, в ебенях.
Читать далее

Эдит Сёдергран. Стихотворения

Эдит Сёдергран

Ад

Как же прекрасно в аду!
Там забыли о смерти.
Ад замурован в недра земли,
где цветы из огня…
В аду нет пустых слов…
Там нет пьяных и спящих,
лежебок и спокойных.
Не говорят, а кричат,
в аду слезы – не слезы, а беды бессильны.
Там нет больных и усталых.
Ад неизменен и вечен.

Helvetet

O vad helvetet är härligt!
I helvetet talar ingen om döden.
Helvetet är murat i jordens innandöme
och smyckat med glödande blommor…
I helvetet säger ingen ett tomt ord…
I helvetet har ingen druckit och ingen har sovit
och ingen vilar och ingen sitter stilla.
I helvetet talar ingen, men alla skrika,
där äro tårar icke tårar och alla sorger äro utan kraft.
I helvetet blir ingen sjuk och ingen tröttnar.
Helvetet är oföränderligt och evigt.

Я видела дерево…

Я видела дерево, что всех выше,
а плоды – не сорвать;
и церковь с распахнутыми дверями,
откуда шли бледные сильные люди,
готовые к смерти;
видела женщину, чья улыбка и макияж
поставили ее счастье на кон,
и увидела, что она проиграла.

Все это окружала черта,
которую не переступал никто.

Jag såg ett träd…

Jag såg ett träd som var större än alla andra
och hängde fullt av oåtkomliga kottar;
jag såg en stor kyrka med öppna dörrar
och alla som kommo ut voro bleka och starka
och färdiga att dö;
jag såg en kvinna som leende och sminkad
kastade tärning om sin lycka
och såg att hon förlorade.

En krets var dragen kring dessa ting
den ingen överträder.

Алексей Соколов, перевод.